Обыкновенные варежки
(Я. Пинясов)
Худ. О.БогаевскаяУ дедушки Андрея есть деревянный сундучок.
Много разных интересных вещей в этом сундучке. Есть тут и красноармейский шлем, в котором дедушка когда-то защищал от врагов свою молодую Советскую страну, есть и старая прокуренная трубка — солдатская радость, и разный плотничий инструмент.
И вдруг среди этих интересных вещей — обыкновенные деревенские варежки. Из грубой овечьей шерсти, простой вязки, да ещё заштопанные. Зачем он их бережёт?
Одолело внучат любопытство. Расскажи да расскажи.
Вот однажды дедушка и говорит им:
— Ну, слушайте. Расскажу вам, какие это варежки... Не простая у них история.
...Вскорости после Октябрьской революции, зимой тысяча девятьсот семнадцатого года, стоял я на посту у Смольного, где помещалось первое советское правительство.
Стоял я на посту и голыми руками держал винтовку. Не было тогда у часовых ни варежек, ни перчаток. Трудное было время — холодное и голодное. Только что свергли мы буржуев. Злобились они на нашу народную власть.
Худ. О.Богаевская
— Смотри зорче, солдат, — предупредил меня караульный начальник, бравый матрос, — в этом доме сам товарищ Ленин. Понимаешь, как его беречь надо!
Понимаю, как же. Я солдат молодой, но в октябрьских боях участвовал, с юнкерами сражался. Винтовка у меня на боевом взводе. Смотрю в оба. А ночь студёная. С чёрного неба белая крупа сыплется. Ветер колючий, злой, за полы шинельки рвёт. Руки знобит.
Худ. О.Богаевская
Дрожь меня пробирает. Топчусь, ёжусь, пальцы дыханием грею, а сам думаю: „Мне-то ещё ничего, каково теперь солдатам в окопах да в чистом поле". Замечтался я о тёплой родной хате, о мирной жизни. Вдруг как фыркнет на меня автомобиль да как осветит глазищами электрическими, так я в сторону, а штык вперёд.
Из автомобиля выходит какой-то человек в штатском пальтишке, посматривает на меня прищурившись. Заметил, как я машины напугался, улыбается и хочет пройти в Смольный.
Рассердился я. Хочу спросить построже:
— Ваш-ш пропуск?
А губы замёрзли, и вместо грозных слов прошипел я что-то непонятное, как рассердившийся гусь.
Однако незнакомый человек понял, что я пропуск требую. В один карман, в другой. Ищет — не найдёт. А злющий ветер и за полы пальто и за рукава так и рвёт, со всех сторон холодом продувает. Зябко ему.
Худ. О.БогаевскаяНашёл всё-таки. Протягивает бумажку, а я не могу, как положено, рассмотреть печать и подпись. Пальцы не разжимаются, к винтовке пристыли.
Заметил он это и говорит сочувственно:
— Очень вам холодно здесь, товарищ.
Поднёс пропуск поближе, чтобы я разглядел печать. Показал и прошёл по лестнице вверх.
Вот и всё. Он ушёл, а мне не по себе стало: зачем я так долго держал человека на таком злом ветру? И пальто на нём холодное, и ботинки без калош...
Вдруг вижу — бежит ко мне сам караульный начальник. Матросик наш боевой. В бескозырке. В распахнутом бушлате. На одном боку револьвер, на другом шашка, а за поясом две гранаты.
— Найманов Андрей, ты что — совсем замёрз, браток?
— Ничего. Терплю.
— А чего же начальству нажаловался?
— Никому я не жаловался...
Худ. О.Богаевская
— Ну вот, рассказывай! А почему же Владимир Ильич своим помощникам нагоняй из-за тебя дал? Плохо, мол, заботятся о нашем брате. Часовые на постах мёрзнут. Велел полушубки достать немедленно. В караулку нам свой чайник прислал, который для него вскипятили. Чтобы, сменившись с постов, мы чайком грелись... Ты бы ещё у товарища Ленина кофею выпросил! Шустрый ты, однако, браток!
—Так это сам Ленин был? — не веря своим ушам, переспрашиваю.
Рассмеялся матрос:
— Вот чудак, Ленина не угадал! Да ты, наверное, думал, Ленин — это богатырь какой-то, великан... Ещё бы! Царя сверг... мильон буржуев одолел... Слово скажет — по всему миру слышно! Это всё так — сила в нём необыкновенная. А человек он простой, обыкновенный. Наш товарищ, Ленин. Проще сказать — Ильич. Теперь знай, кого охраняешь. Вождя революции! Смотри зорче, солдат!
Объяснил и ушёл в караулку.
На крыльце обернулся и крикнул весело:
— Через полчаса сменим! Приходи чай пить!
Ушёл матрос, а мне жарко стало. Так сердце в груди и зажглось. Как же это я Ленина на морозе держал, на студёном ветру?
Не помню, как и сменили меня, как чаем из ленинского чайника, посмеиваясь, дружки-солдаты угощали. Вдруг вызывают:
— Андрей Найманов, к товарищу Ульянову-Ленину!
Иду, а ноги заплетаются.
Худ. О.БогаевскаяВот и кабинет. Часовые все наши, знакомые рабочие-красногвардейцы. Смотрят на меня с опаской: провинился, мол, солдат.
Не помню, как вошёл, как доложился. Приставил руку к папахе, по-военному. Только вижу — лицо у Владимира Ильича не сердитое. Нет-нет, рассматривает меня добрым взглядом. Достаёт вот эти самые варежки, протягивает мне и говорит:
— Вот, возьмите, пожалуйста. Это мне одна добрая женщина подарила. Сама связала.
Смотрю — хорошие варежки. Плотные, тёплые. Два пальца отдельно на правой связаны, чтобы удобно было из винтовки стрелять. Для нашего брата солдата очень гожи. Завидую, а брать стесняюсь.
Заметил это Ленин.
— Ничего, — говорит, — берите, берите. Они вам нужнее. А у меня есть перчатки.
И сам вкладывает эти варежки мне в руку, ласково так, что у меня душа потеплела.
Сказал я спасибо и повернулся кругом...
Дед Андрей умолк, прикрыв ладонью глаза, словно хотел ещё раз увидеть эту милую сердцу картину.
Вздохнул и сказал:
— Давно это было, а вот как сейчас помню... Да такой-то вот получил я от товарища Ленина подарок. Душевный. Бесценный...
— Бесценный, а не сберёг! — воскликнула внучка Наташа, пионерка. — Все варежки заштопанные. Как же ты мог изорвать ленинский подарок, дедушка?
— Солдатское дело. Они рвались, а я их штопал.
— Ты бы их получше спрятал, дедушка! — так и всплеснула руками внучка Мариша.
Худ. О.Богаевская
Дед Андрей усмехнулся:
— Зачем их прятать, разве это бриллианты какие? Обыкновенные варежки. Ленин мне их не зря подарил, а для пользы дела.
— Чтобы винтовку лучше в руках держать да врагов бить, непонятные!—крикнул сестрёнкам внучонок Яша.
— Так я и делал, — сказал дед Андрей, убирая варежки в сундук.
Врагам спуску не давал, а всем добрым людям был защитой.