СЛАСТЁНКА 

(Ю. Збанацкий)

Худ. В.Гальдяев Шуструю пышнохвостую белочку звали Сластёнка.

Прожила она в партизанском отряде всю зиму. А попа­ла к нам ранней осенью маленьким смешным бельчонком.

Было это так. Фашисты задумали двинуть на партизан танки. Узнав об этом, вышли мы на все те дороги, где вра­жеские машины могли пройти. Самые мощные дубы и сос­ны валили на землю, преграждая танкам путь.

В одной из этих сосен было небольшое дупло. Там жи­ла старая белка с бельчатами. Когда сосна упала на доро­гу, белка убежала из своего домика, а следом за ней вы­полз маленький перепуганный бельчонок. Не успел он спрятаться обратно, как кто-то из партизан схватил его в руки.

Я взял маленькую белочку к себе в землянку, и зверёк скоро привык к новой обстановке. Спала белочка в моей шапке. Охотно прыгала ко мне, брала из рук еду.

Худ. В.Гальдяев

Больше всего любила белочка сахар, и за это её прозва­ли Сластёнкой.

Только войдёшь, бывало, в землянку и позовёшь ти­хонько: «Сластёнка!» — белочка сразу высунет из шапки свою маленькую мордочку с чёрными блестящими глазка­ми да так и замрёт.

Крикнешь ещё раз: «Сластёнка!» — и она уже на плече.

Возьмёшь на ладонь кусочек сахару — Сластёнка на ладони. Схватит сахар передними лапками — и в рот. По­том переберётся опять на плечо. Ты пишешь или разгова­риваешь с товарищами — Сластёнке и дела нет. Сидит себе и грызёт сахар. Крошечки не уронит, всё подберёт.

Белочка часто отправлялась на прогулку. Пока была ещё совсем маленькой, дальше высокой сосны, что росла возле нашей землянки, не ходила. Побегает, побегает по сосне, сорвёт шишечку — и шмыг в землянку! А как под­росла, стала по всему лагерю разгуливать. Только к вече­ру домой. Скок на плечо, фыркает, хвостиком трясёт — са­хару просит.

Когда наступила весна, сошёл снег, земля покрылась травой и зазеленели деревья, Сластёнка как-то вечером не вернулась домой. Была она уже в то время не маленьким смешным бельчонком, а настоящей взрослой белкой.

Худ. В.Гальдяев— Сбежала наша Сластёнка, — вздыхал начальник штаба. — Некому будет в моих бумагах порядок наводить.

Белочка и в самом деле любила хозяйничать в землян­ке. Стоило только по забывчивости оставить что-нибудь на столе — непременно всё это окажется в моей смушковой шапке.

Но дня этак через четыре, а может, и через пять белоч­ка прибежала домой. Её трудно было узнать: хвостик чуть не весь облез, на боках висели клочья белёсой зимней шер­сти. Белочка линяла.

Да, теперь, когда всё вокруг жило, цвело и пело, когда в наши леса пришла чудесная, молодая красавица весна, не смогла Сластёнка усидеть в землянке. Не смогла, хоть и очень скучала без нас, и особенно, верно, хотелось ей по­лакомиться сахаром.

На другой день белочка опять пропала и теперь уже не вернулась.

Шли дни, недели, месяцы. Постепенно все забыли про нашу милую баловницу. Только иногда тихими вечерами, если не было боёв, вспомнит кто-нибудь в разговоре: «Где-то теперь наша Сластёнка?..»

Худ. В.ГальдяевКак-то пришлось нам с боем отступать под натиском крупных сил противника. Шли редкой цепочкой через большой сосновый бор. Это было далеко от нашего зимнего лагеря.

От усталости и бессонных ночей я едва плёлся, опус­тив голову. И вдруг почувствовал лёгкий толчок. Я вздро­нул, оглянулся и увидел, как с моего плеча прыгнула на дерево красная пышнохвостая белочка. Распласталась по стволу головкой вниз, хвостиком кверху и не сводит с ме­ня глаз.

Белочка эта сразу напомнила мне нашу Сластёнку.

— Сластёнка! — тихо позвал я.

Белочка подняла головку, какое-то мгновение словно колебалась, потом красной стрелой пронеслась по воздуху, и вот она у меня на плече.

— Сластёнка! — взволнованно сказал я и нежно по­гладил её рыжую пушистую шубку.

Только на этот раз, к сожалению, у меня в кармане не нашлось и крошки сахару. Четыре дня вели мы ожесточён­ные бои с врагом и сами давно не имели во рту и маковой росинки.

Опершись на плечо товарища, я кое-как проковылял на одной ноге с полкилометра. Идти дальше не было сил. Ещё с километр товарищ пронёс меня на спине. А больше ни я, ни он двигаться были не в состоянии.

Худ. В.ГальдяевМы заползли в густой кустарник.

— Что ж, — говорю я, — возвращайся в отряд, а я останусь.

— А если фашисты по следу пойдут? — тревожно по­смотрел на меня друг.

— Ничего не поделаешь — буду отбиваться, пока хва­тит патронов...

— А потом?

— А потом? Что ж, потом...

Я не договорил. И так всё было понятно.

Товарищ не хотел оставлять меня одного. Только удо­стоверившись, что враги больше нас не преследуют, он от­правился в партизанский отряд.

Я остался ждать.

Прошёл день. Миновала ночь. Мучила боль в ноге, и пронизывала густая холодная осенняя изморось. А тут ещё стал донимать голод и особенно жажда, Я весь горел и мог бы выпить не ковш, а думается, целое ведро воды, но воды не было ни капли. Изморось только пропитала вла­гой одежду и землю, на которой я лежал, беспомощно рас­пластавшись, но пить было нечего.

Я знал, что мой друг вернётся с партизанами не раньше чем дня через четыре. А мне казалось, что сил не хватит прожить ещё и день.

На рассвете неподалёку от меня что-то зашелестело листьями. Я только крепче сжал автомат — подняться не было сил. Прислушался. Хрустнула сухая ветка, ещё явст­веннее послышался шорох. Я понял — это не человек. Вер­но, зверюшка какая-нибудь.

И не ошибся. Шагах в двух от меня пробежал круглый, встопорщенный ёж. На иголках у него я заметил какие-то зеленоватые шарики.

Ёж пробрался под густой куст и долго там копошился, хозяйничал. Немного погодя он вышел из-под куста и от­правился куда-то по своим делам.

Худ. В.ГальдяевЯ догадался, что под кустом у ёжика жильё.

Подтягиваясь на локтях, добрался до куста. Действи­тельно, там была у ежа кладовая.

Первыми попались мне под руку дикие лесные груши.

Пришлось взять с десяток грушек, хоть и не хотелось обижать работягу-ежа. Поев, я почувствовал себя немного лучше и был очень благодарен ёжику.

Скоро ёжик опять вернулся с добычи. Он был весь ра­зукрашен лесными грушками. С минуту удивлённо глядел на меня из-под насупленных бровей, потом направился к своему тайнику. Выйдя оттуда, опять взглянул на меня маленькими глазками. Ёжик, верно, не заметил пропажи, а может, не рассердился на меня за свои грушки.

Весь день и всю ночь ёжика не было. Я решил, что он больше не вернётся к своей кладовой. Но на рассвете ёжик снова пришёл с тремя яблоками, наколотыми на иголки. Подошёл совсем близко ко мне, фыркнул. Мне показалось, что это он пригласил меня полакомиться яблочками. Я охотно принял подарок щедрого друга.

То же было и на следующий день. Ёжик словно подря­дился снабжать меня едой — приносил то яблоки, то груши.

Наконец пришли партизаны. Ёжика в это время не бы­ло дома. Меня положили на носилки и понесли. Шли ле­сом. Забывая о боли, я всё время всматривался в кусты. Очень хотелось ещё раз увидеть щедрого ёжика, который так гостеприимно принимал меня в лесу и спас от голода.

к содержанию