ДЮЙМОВОЧКА

(Г.-Х. Андерсен)

Рис. Н. ГольцЖила одна женщина, и не было у неё детей. А ей очень хотелось малень­кого ребёночка. Вот пошла она к старой колдунье и сказала:

— Мне очень хочется, чтобы у меня была дочка. Не скажешь ли ты, где мне её взять?

— Почему не сказать? — ответила кол­дунья.— Вот тебе ячменное зерно. Это зерно не простое, не такое, какие растут на кре­стьянских полях и которыми кормят кур. По­сади ты это зёрнышко в цветочный горшок, а потом увидишь, что будет.

— Спасибо тебе! — сказала женщина и дала колдунье двенадцать грошей.

Потом она пошла домой и посадила яч­менное зёрнышко в цветочный горшок. Только она его посадила, зёрнышко сразу дало ро­сток, а из ростка вырос большой чудесный цветок, совсем как тюльпан. Но лепестки цветка были плотно сжаты, точно у нераспус­тившегося бутона.

— Какой прелестный цветок! — сказала женщина и поцеловала красивые пёстрые ле­пестки.

И как только она поцеловала лепестки, там внутри, в бутоне, что-то щёлкнуло, и цветок распустился. Это был
точь-в-точь тюльпан, но в самой чашечке на зелёном пе­стике цветка сидела девочка. Она была ма­ленькая-маленькая, всего в дюйм ростом. Её так и прозвали Дюймовочкой.

Рис. Н. Гольц

Скорлупка грецкого ореха была её колы­белькой, голубые фиалки — периной, а ле­песток розы — одеялом. В скорлупке она спа­ла ночью, а днём играла на столе. Женщина поставила на стол тарелку с водой, а на края тарелки положила цветы, и длинные стебельки цветов купались в воде. Для ма­ленькой Дюймовочки тарелка с водой была целым озером, и Дюймовочка плавала по этому озеру на лепестке тюльпана, как на лодочке. Вместо вёсел у неё были два белых конских волоса. Дюймовочка целые дни ка­талась на своей чудесной лодочке, переплы­вала с одной стороны тарелки на другую и распевала песни. Такого нежного голоска, как у неё, никто никогда не слышал.

Однажды ночью, когда Дюймовочка спала в своей колыбельке, через открытое окно в комнату влезла большущая жаба, мокрая и безобразная.

Она вспрыгнула прямо на стол и загля­нула в скорлупку, где спала под лепестком розы Дюймовочка.

— Вот славная жена будет моему сын­ку!— сказала жаба.

Она схватила ореховую скорлупку с де­вочкой и выпрыгнула через окно в сад.

Рис. Н. ГольцВ саду протекала речка, а у самого её берега было топкое болото. Здесь-то, в бо­лотной тине, и жила старая жаба со своим сыном. Сын был тоже мокрый и безобраз­ный — точь-в-точь как и его мать, старая жаба.

— Коакс, коакс, брекке-ке-кекс!—только и мог он сказать, когда увидел маленькую девочку в ореховой скорлупке.

— Тише ты! Разбудишь её, и она убежит от нас, — сказала старая жаба. — Она ведь легче лебединого пуха. 
Посадим-ка её на самую середину реки, на широкий лист кув­шинки,— это целый остров для такой крошки. Оттуда уж ей ни за что не убежать. А я тем временем устрою для вас в тине уютное гнёздышко.

В реке росло много кувшинок; их широ­кие зелёные листья плавали по воде. Самый большой лист был дальше всех от берега. Жаба подплыла к этому листу и поставила на него ореховую скорлупку, в которой спо­койно спала девочка.

Рано утром проснулась Дюймовочка и вдруг увидела, что она оказалась на листе кувшинки; кругом, куда ни посмотришь, во­да, а берег чуть виднеется вдали. Дюймо­вочка очень испугалась и заплакала.

Рис. Н. Гольц

А старая жаба сидела в тине и украшала свой дом камышом и жёлтыми кувшинками — она хотела угодить молодой невестке. Когда всё было готово, жаба поплыла со своим гадким сынком к листу, на котором сидела Дюймовочка, чтобы взять её кроватку и поставить в спальне. Старая жаба низко при­села в воде перед девочкой и сказала:

— Вот мой сынок! Он будет твоим мужем. Вы славно заживёте с ним у нас в тине.

— Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! — только и мог сказать сынок.

Жабы взяли скорлупку и уплыли с ней, а Дюймовочка осталась одна на зелёном ли­сте и горько-горько плакала — ей вовсе не хо­телось жить у гадкой жабы и выходить за­муж за её противного сына.

Маленькие рыбки, которые плавали под водой, видели жабу и её сына и слышали, что она говорила Дюймовочке.

Они высунули из воды свои головы, чтобы поглядеть на крошку невесту. Как только ры­бы увидели Дюймовочку, им стало ужасно жалко, что такой прелестной девочке при­дётся жить с жабами. Не бывать же этому! Рыбки со всей речки подплыли к листу кув­шинки, на котором сидела Дюймовочка, и перегрызли стебелёк листа.

И вот лист кувшинки поплыл по течению. Течение было сильное, и лист с девочкой плыл очень быстро. Теперь жаба никак не могла бы догнать Дюймовочку.

А Дюймовочка плыла всё дальше, и ма­ленькие птички, которые сидели в кустах, смотрели на неё и пели:

— Какая хорошенькая маленькая де­вочка!

Рис. Н. Гольц

Красивый белый мотылёк всё время пор­хал вокруг Дюймовочки и наконец опустился на лист — уж очень ему понравилась малень­кая девочка. Тогда Дюймовочка сняла с себя пояс, один конец набросила на мотылька, а другой привязала к своему листку, и листок поплыл ещё быстрее.

Вдруг мимо пролетел майский жук. Он увидел Дюймовочку, схватил её и унёс на дерево, а зелёный лист кувшинки поплыл дальше, и с ним мотылёк — он ведь был при­вязан и не мог освободиться.

Бедная Дюймовочка очень испугалась, когда жук схватил её и полетел с ней на дерево. Но майскому жуку и горя было мало. Он уселся высоко на дереве, покормил Дюй­мовочку сладким цветочным соком и сказал ей, что она ему очень нравится, хотя она и совсем не похожа на майского жука.

Рис. Н. ГольцПотом к ним пришли в гости другие май­ские жуки, которые жили на том же дере­ве. Они разглядывали Дюймовочку с головы до ног, а жучки-барышни пожимали щупаль­цами.

— У неё только две ножки! — говорили одни.

— У неё даже нет щупалец! — сказали другие.

— Какая она тонкая! Она совсем как че­ловек! — сказали третьи.

— Она очень некрасивая! — решили на­конец все жуки.

Тут майскому жуку, который принёс Дюй­мовочку, показалось тоже, что она очень не­красивая, и он не захотел больше держать её у себя — пусть идёт куда хочет. Он сле­тел с нею вниз и посадил её на ромашку.

Дюймовочка сидела на цветке и плакала: ей было обидно, что она такая некрасивая. Даже майские жуки прогнали её.

Всё лето прожила Дюймовочка одна-одинёшенька в лесу. Она сплела себе из травы колыбельку и повесила эту колыбельку под большой лист лопуха, чтобы её не замочил дождик. Она ела сладкий цветочный мёд и пила росу, которую каждое утро находила на листьях.

Так прошло лето, прошла и осень. При­ближалась длинная холодная зима. Все птич­ки улетели, цветы завяли, а большой лопух, под которым жила Дюймовочка, пожелтел, засох и свернулся в трубочку.

Дюймовочка дрожала от холода: платье её всё разорвалось, а она была такая ма­ленькая, нежная — как ей не мёрзнуть! Пошёл снег, и каждая снежинка была для Дюймо­вочки то же, что для нас целая лопата снегу. Мы ведь большие, а она была всего-то с дюйм ростом. Она завернулась было в сухой лист, но он совсем не грел, и Дюймовочка сама дрожала, как осенний лист.

Тогда Дюймовочка решила уйти из лесу и поискать себе приют на зиму.

За лесом, в котором жила Дюймовочка, было большое поле. Хлеб с поля уже давно убрали, и только короткие сухие стебельки торчали из мёрзлой земли.

В поле было ещё холоднее, чем в лесу, и бедняжка совсем замёрзла. И вот Дюймо­вочка пришла к норке полевой мыши; вход в норку был прикрыт сухими стебельками и былинками. Полевая мышь жила в тепле и довольстве: кухня и кладовая у неё были битком набиты хлебными зёрнами. Дюймо­вочка стала у порога, как нищенка, и по­просила подать ей кусочек ячменного зёр­нышка — она два дня ничего не ела.

Рис. Н. Гольц

— Ах ты бедняжка! — сказала полевая мышь (она была, в сущности, добрая ста­руха).— Ну, иди сюда, погрейся да поешь со мной!

И Дюймовочка спустилась в норку, обо­грелась и поела. Старухе девочка очень по­нравилась, и она сказала ей:

— Оставайся у меня на зиму. Я буду кор­мить тебя, а ты убирай хорошенько мой дом да рассказывай мне сказки — я очень люблю сказки.

И Дюймовочка стала делать всё, что при­казывала ей старая мышь. Ей жилось отлич­но в тёплой мышиной норке.

— Скоро у нас будут гости, — сказала однажды полевая мышь.— Раз в неделю при­ходит навестить меня мой сосед. Он очень богат и живёт куда лучше меня. У него боль­шой дом под землёй, и он носит чудесную чёрную бархатную шубу. Выходи, девочка, за него замуж! Уж с ним-то ты не пропадёшь. Одна только беда: он совсем слепой и не увидит тебя. Зато ты будешь рассказывать ему самые лучшие сказки, какие только знаешь.

Но Дюймовочке вовсе не хотелось вы­ходить замуж за соседа — это ведь был крот.

Вскоре крот в самом деле пришёл в гости к полевой мыши. Он был такой важный, учё­ный и богатый: шуба на нём была бархат­ная и очень красивая.

Дом у него был в двадцать раз больше, чем домик полевой мыши. Там было много больших комнат и длинных коридоров, но солнце никогда не заглядывало туда. Крот терпеть не мог солнца и не выносил цве­тов — он ведь их никогда не видел.

Дюймовочку заставили петь для важного гостя, и она спела две песенки, да так хо­рошо, что крот сразу полюбил её. Но он не сказал ни слова — он был такой степенный и солидный господин.

А потом крот прорыл под землёй длинный подземный ход от своего дома к самой норке полевой мыши и пригласил старую мышь и Дюймовочку прогуляться по этому подзем­ному ходу.

Крот взял в рот гнилушку — в темноте ведь гнилушка светит всё равно что свечка — и пошёл вперёд, освещая длинный и широкий коридор. На полпути крот остановился и ска­зал:

— Здесь лежит какая-то птица. Но вам её нечего бояться — она мёртвая.

И крот проткнул своим широким носом дырку в потолке — дневной свет проник в под­земный ход, и Дюймовочка увидела мёртвую ласточку. Это была настоящая птица, с перьями и с клювом; она, должно быть, умерла не­давно начале зимы, и упала в норку крота.

Рис. Н. Гольц

Крылышки мёртвой птички были крепко прижаты к телу, ножки и голова спрятаны в пёрышки. Бедная ласточка, наверно, умер­ла от холода. Дюймовочке стало очень жал­ко её, она так любит птичек — ведь они целое лето пели ей свои чудесные песенки. Но крот толкнул ласточку своими короткими лапами и сказал:

— Теперь уже не посвистишь! Да, не хо­тел бы я родиться вот такой пичужкой! Она только и умеет чирикать да щебетать, а при­дёт зима — что ей делать: помирай с голоду и холоду. Вот уж моим детям зимы не при­дётся бояться.

— Да, да!—сказала полевая мышь.— Какой прок от этого чириканья? Песнями сыт не будешь, чириканьем зимой не согреешься.

Рис. Н. ГольцА Дюймовочка молчала, но когда крот и мышь повернулись к птице спиной, Дюй­мовочка нагнулась к ласточке, раздвинула пёрышки и поцеловала её прямо в закрытые глаза.

«Может быть, это та самая ласточка, ко­торая так чудесно распевала летом? — поду­мала девочка. — Сколько радости доставила ты мне, милая птичка!»

Потом крот заткнул дыру в потолке и про­водил старуху мышь и Дюймовочку домой.

Ночью Дюймовочке не спалось. Она вста­ла с постельки, сплела из сухих былинок большой ковёр, пошла в подземный ход и прикрыла ковром мёртвую птичку. Потом Дюймовочка принесла из мышиной норки пушистый мягкий мох и устроила из него постельку, чтобы мёртвой птичке было удоб­нее лежать.

— Прощай, милая ласточка! — сказала Дюймовочка. — Прощай! Спасибо тебе за то, что ты так чудесно пела мне летом, когда деревья были ещё зелёные, а солнышко так славно грело!

И она склонила головку на грудь птички и вдруг испугалась: она услышала, как в гру­ди ласточки что-то стучит. Это забилось серд­це птицы — она была не совсем мёртвая, а только окоченела от холода. А теперь она согрелась и ожила.

Рис. Н. Гольц

Дюймовочка дрожала от страха — ведь птица была просто великаном по сравнению с такой крошкой. Но всё-таки Дюймовочка собралась с духом, поплотнее закутала лас­точку ковриком, а потом сбегала, принесла листок мяты, которым сама укрывалась, и по­крыла им голову птицы.

На следующую ночь Дюймовочка опять потихоньку пробралась к птице. Ласточка уже совсем ожила, только была ещё очень слаба и еле-еле открыла глаза, чтобы посмот­реть на девочку. Дюймовочка стояла перед нею с куском гнилушки в руках — другого фонаря у неё не было.

— Спасибо тебе, милая крошка! — сказа­ла больная ласточка. — Я так хорошо согре­лась! Скоро я совсем поправлюсь и опять полечу на солнышко.

— Ах, — сказала Дюймовочка, — теперь так холодно, идёт снег! Останься лучше в своей тёплой постельке, а я буду ухаживать за тобой.

Дюймовочка принесла ласточке воды в цветочном лепестке и несколько ячменных зёрнышек. Ласточка попила и поела, а потом рассказала девочке, как она поранила себе крыло о терновый куст и не могла улететь вместе с другими ласточками в тёплые края. Пришла зима, стало очень холодно, и она упала на землю... Больше ласточка уже ниче­го не помнила, и как попала сюда, в под­земелье, она не знала.

Рис. Н. ГольцВсю зиму прожила ласточка в подземелье, а Дюймовочка ухаживала за ней.

Ни крот, ни полевая мышь ничего не зна­ли об этом — они ведь совсем не любили птичек.

Когда настала весна и пригрело солнышко, Дюймовочка открыла дыру, которую проде­лал в потолке крот, чтобы ласточка могла улететь.

Ласточка спросила, не хочет ли девочка отправиться вместе с нею — пусть сядет к ней на спину, и они полетят в зелёный лес. Но Дюймовочке было жалко старую полевую мышь — она знала, что старухе без неё будет очень скучно.

— Нет, я не могу улететь с тобой, — ска­зала она ласточке.

— Прощай, прощай, милая девочка! — прощебетала ласточка и вылетела на волю.

Дюймовочка посмотрела ей вслед, и слё­зы закапали у неё из глаз — уж очень полю­била она птичку.

— Тви-вить, тви-вить! — крикнула ласточ­ка и скрылась в зелёном лесу.

А Дюймовочка осталась в мышиной норе. Теперь ей жилось очень плохо. Ей совсем не позволяли выходить на солнышко, а поле вокруг норки полевой мыши заросло высо­кими, толстыми колосьями и казалось Дюй­мовочке дремучим лесом.

И вот однажды пришёл старый крот и посватался к Дюймовочке.

— Ну, теперь тебе нужно готовить прида­ное,— сказала старуха мышь. — Ты выйдешь замуж за важного господина, и надо, чтобы у тебя всего было вдоволь.

Рис. Н. Гольц

И Дюймовочке пришлось по целым дням прясть пряжу.

Старуха мышь наняла четырёх пауков, и они днём и ночью сидели в мышиной норе и ткали разные ткани.

А толстый слепой крот приходил каждый вечер в гости и болтал о том, что скоро лету будет конец, солнце перестанет палить землю и она снова станет мягкой и рыхлой. Вот тогда они сыграют свадьбу. Но Дюймо­вочка всё грустила и плакала: она совсем не хотела выходить замуж за толстого крота.

Каждое утро, на восходе солнца, и каж­дый вечер, на закате, Дюймовочка выходила на порог мышиной норки; иногда ветер раз­двигал верхушки колосьев, и ей удавалось увидеть кусочек голубого неба.

«Как светло, как хорошо тут, на воле!» — думала Дюймовочка и всё вспоминала о ласточке; ей очень хотелось бы повидаться с птичкой, но ласточки нигде не было видно: должно быть, она летала там, далеко-далеко в зелёном лесу.

И вот наступила осень. Приданое Дюймо­вочки было готово.

— Через четыре недели твоя свадьба! — сказала Дюймовочке полевая мышь.

Но Дюймовочка заплакала и сказала, что не хочет выходить замуж за скучного крота.

— Глупости! — сказала старуха мышь.— Не упрямься, а не то я укушу тебя своим белым зубом. Чем тебе крот не муж? У са­мой королевы нет такой чёрной бархатной шубки, как у него. Да и в погребах у него не пусто. Бога благодари за такого мужа!

Наконец настал день свадьбы, и крот при­шёл за своей невестой. Теперь Дюймовочке придётся переселиться в кротовую нору, жить глубоко под землёй, и никогда она не увидит солнца: крот ни за что не позволит ей вы­ходить из норы.

А бедной Дюймовочке было так тяжело навсегда распроститься с ясным солнышком! И Дюймовочка вышла взглянуть на солныш­ко в последний раз.

Хлеб был уже убран с поля, и из земли опять торчали одни голые, засохшие стебли. Девочка отошла от мышиной норки подальше и протянула к солнцу руки:

— Прощай, солнышко, прощай!

Рис. Н. Гольц

Потом она увидела маленький красный цветочек, обняла его и сказала:

— Поклонись, цветочек, от меня милой ласточке, если увидишь её!

— Тви-вить, тви-вить! — вдруг раздалось над её головой.

Дюймовочка подняла глаза и увидела ла­сточку, которая пролетала мимо. Ласточка тоже увидела девочку и очень обрадовалась, а Дюймовочка заплакала и рассказала ла­сточке, как ей не хочется выходить замуж за толстого крота и жить с ним глубоко под землёй, куда никогда не заглядывает солнышко.

— Уже наступает холодная зима, — ска­зала ласточка, — и я улетаю далеко-далеко, в тёплые края. Хочешь лететь со мной? Са­дись ко мне на спину, только привяжи себя покрепче поясом, и мы улетим с тобой от гадкого крота, улетим далеко, за синее море, где солнышко светит ярче, где всегда лето и цветут чудесные цветы. Полетим со мной, милая крошка! Ты ведь спасла мне жизнь, когда я замерзала в тёмной, холодной яме.

— Да, да, я полечу с тобой! — сказала Дюймовочка.

Она села ласточке на спину и крепко при­вязала себя поясом к самому большому пёрышку.

Рис. Н. Гольц

Ласточка взвилась стрелой и полетела над тёмными лесами, над синими морями и высо­кими горами, покрытыми снегом. Тут было очень холодно, и Дюймовочка вся зарылась в тёплые перья ласточки и высунула только голову, чтобы любоваться прекрасными ме­стами, над которыми они пролетали.

Но вот и тёплые края! Тут солнце сияло гораздо ярче, небо было вдвое выше, чем у нас, а около канав и изгородей вился чу­десный зелёный виноград. В лесах росли ли­моны и апельсины, пахло миртами и душистой мятой, а по дорожкам бегали весёлые ребя­тишки и ловили больших пёстрых бабочек.

Но ласточка летела всё дальше.

На берегу прекрасного голубого озера по­среди зелёных кудрявых деревьев стоял ста­ринный белый мраморный дворец. Виноград­ные лозы обвивали его высокие колонны, а наверху под крышей лепились птичьи гнёзда. В одном из них и жила ласточка.