Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

 

КАК МУЖИК ГУСЕЙ ДЕЛИЛ

(Л. Толстой)

 

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

У одного бедного мужика не стало хлеба. Вот он и задумал попросить хлеба у барина.

Чтобы было с чем идти к барину, он поймал гуся, изжа­рил его и понёс. Барин принял гуся и говорит мужику:

— Спасибо, мужик, тебе за гуся; только не знаю, как мы твоего гуся делить будем. Вот у меня жена, два сына да две дочери. Как бы нам раз­делить гуся без обиды?

Мужик говорит:

— Я разделю.

Взял ножик, отрезал голову и говорит барину:

— Ты всему дому голова — тебе голову.

Потом отрезал задок, подаёт барыне.

— Тебе, — говорит, — дома сидеть, за домом смотреть, — тебе задок.

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

Потом отрезал лапки и подаёт сыновьям.

— Вам, — говорит, — ножки — топтать отцов­ские дорожки.

А дочерям дал крылья.

— Вы, — говорит, — скоро из дома улетите, вот вам по крылышку. А остаточки себе во­зьму!

И взял всего гуся.

Барин посмеялся, дал мужику хлеба и денег.

Услыхал богатый мужик, что барин за гуся наградил бедного мужика хлебом и деньгами, за­жарил пять гусей и понёс к барину.

Барин говорит:

— Спасибо за гусей. Да вот у меня жена, два сына, две дочки — всех шестеро. Как бы нам по­ровну разделить твоих гусей?

Стал богатый мужик думать и ничего не при­думал

Послал барин за бедным мужиком и велел делить.

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

Бедный мужик взял одного гуся, дал барину с барыней и говорит:

— Вот вас трое с гусем.

Одного дал сыновьям:

— И вас, — говорит, — трое.

Одного дал дочерям:

— И вас трое.

А себе взял двух гусей:

— Вот, — говорит, — и нас трое с гусями, — всё поровну.

Барин посмеялся и дал бедному мужику ещё денег и хлеба, а богатого прогнал.

 

 

 

 

ДОБРЫЙ ПОП

(А. Афанасьев)

 

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

Жил-был поп. Нанял себе работника, привёл его домой.

— Ну, работник, служи хорошенько, я тебя не оставлю.

Пожил работник с неделю, настал сенокос.

— Ну, свет, — говорит поп. — бог даст, пере­ночуем благополучно, дождёмся утра и пойдём завтра косить сено.

— Хорошо, батюшка.

Дождались они утра, встали рано. Поп и го­ворит попадье: 

— Давай-ка нам, матка, завтракать, мы пойдём на поле косить сено.

Попадья собрала на стол. Сели они вдвоём и по­завтракали порядком. Поп говорит работнику:

— Давай, свет, мы и пообедаем за один раз и будем косить до самого полдника без роздыха.

— Как вам угодно, батюшка, пожалуй, и по­обедаем.

— Подавай, матка, на стол обедать: — приказал поп жене.

Она подала им и обед. Они по ложке, по другой хлебнули — и сыты.

Поп говорит работнику:

— Давай, свет, за одним столом и пополуднуем и будем косить до самого ужина.

— Как вам угодно, батюшка, полудновать так полудновать!

Попадья подала на стол полдник. Они опять хлебнули по ложке, по другой — и сыты.

— Всё равно, свет, — говорит поп работнику, — давай заодно и поужинаем и заночуем в поле — завтра раньше на работу поспеем.

— Давай, батюшка.

Попадья подала им ужинать. Они хлебнули раз-два и встали из-за стола.

Работник схватил свой армяк и собирается вон.

— Куда ты, свет? — спрашивает поп.

— Как куда? Сами вы, батюшка, знаете, что после ужина надо спать ложиться.

Пошёл в сарай и проспал до света.

С тех пор перестал поп угощать работника зараз завтраком, обедом, полдником и ужином.

 

 

 

 

ПЕТУХАН КУРИХАНЫЧ

(А. Смирнов)

 

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

Жила-была старуха, у неё сын Иван. Раз Иван уехал в город, а старуха одна осталась дома.

Зашли к ней два солдата и просят чего-нибудь поесть горяченького. А старуха скупа была и го­ворит:

— Ничего у меня нет горяченького, печка не топлена и щички не варены.

А у самой в печке петух варился.

Проведали это солдаты и говорят между собой:

— Погоди, старая! Мы тебя научим, как служи­вых людей обманывать. 

Вышли во двор, выпустили скотину, пришли и говорят:

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

— Бабушка! Скотина-то на улицу вышла. Старуха заохала и выбежала скотину загонять.

Солдаты между тем достали из печки горшок с по­хлёбкой, петуха вынули и положили в ранец, а вме­сто него в горшок сунули лапоть.

Старуха загнала скотину, пришла в избу и го­ворит:

— Загадаю я вам, служивые, загадку.

— Загадай, бабушка.

— Слушайте: в Печинске-Горшечинске, под Сковородинском, сидит Петухан Куриханыч.

— Эх, старая! Поздно хватилась: в Печинске-Горшечинске был Петухан Куриханыч, да переве­дён в Суму-Заплеченску, а теперь там Заплетай Расплетаич.
Рис. И.КузнецоваРис. И.КузнецоваОтгадай-ка вот, бабушка, нашу загадку.

Но старуха не поняла солдатской загадки.

Солдаты посидели, поели чёрствой корочки с кис­лым квасом, пошутили со старухой, посмеялись над её загадкой, простились и ушли.

Приехал из города сын и просит у матери обе­дать.

Старуха собрала на стол, достала из печи горшок, ткнула в лапоть вилкой и не может вы­тащить. «Ай да петушок, — думает про себя,— вишь как разварился — достать не могу». Достала, ан... лапоть!

 

 

 

 

 

ПРО НУЖДУ

(Д. Садовников)

 

Рис. И.КузнецоваРис. И.КузнецоваЖил в деревне бедный мужичок. Вот однажды работает он в мороз в худенькой своей одежонке, дрова рубит — не нагреется; лицо его от мороза разгорается. Въезжает в деревню барин, остано­вился около мужика:

— В какую стужу ты рубишь!

— Эх, сударь, нужда рубит!

Барин изумился, спрашивает кучера:

— А что, кучер, какая это нужда? Знаешь ли ты её?

— Я только сейчас, сударь, слышу.

Спрашивает барин мужика:

— Какая же это, мужичок, нужда? Где она у тебя?

Мужик и говорит:

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

— А на что тебе, сударь?

— Да охота мне её поглядеть.

Увидал мужик: в чистом поле на бугринке стоит былинка вся в снегу.

— А вот, — сказал мужик, — на бугре, сударь, нужда стоит! Вон она как от ветру шатается, и ни­кто не догадается!

Барин и говорит:

— Нет ли времечка тебе её нам указать?

— Пожалуй, можно, сударь.

Сели на тройку лошадей и поехали в чисто поле нужду глядеть. Выехали они на бугринку, а другая былинка дальше стоит. И указывает му­жик рукой:

— А вон, сударь, она в стороне. Нам ехать нельзя: снег глубок.

— Покарауль-ка, — сказал барин, — тройку ло­шадей, я схожу погляжу.

Барин слез и пошёл, а кучер-то и говорит:

— Сударь, возьмите и меня: и мне охота по­глядеть.

И полезли по снегу оба. Одну былинку пройдут, другую найдут, а ещё нужду не видят. А мужичок-то был не промах, выпряг лошадей, сел на одну, а дру­гих стегнул да и полетел. Только они его и видели. Полазили по снегу два дурака, на дорожку вышли, к повозке подошли, а лошадушек след простыл. Думали, думали барин с кучером... Что делать? Лошадей-то нет, а повозку бросить жалко. Говорит барин кучеру:

— Впрягайся-ка, кучер, в корень, а я хоть в пристёжку.

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

Кучер говорит:

— Нет, вы, барин, поисправнее, немножко по­сильнее — вы в корень, а я — в пристёжку. 

Ну, нечего делать, запрягся барин в корень. Везут да везут, повезут да встанут. А мужик при­прятал лошадей и пошёл навстречу.

— Что это вы, барин, повозку на себе везёте? Барин сердито говорит:

— Уйди! Нужда везёт.

— Какая же это нужда?

— Ступай в поле, вон там на бугре стоит!

А сам везёт да везёт. Приехал домой еле жив. Нужду увидел: тройку лошадей потерял.

 

 

 

 

МУДРАЯ ДЕВА

(А. Афанасьев)

 

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

Ехали два брата: один бедный, другой именитый, у обоих по лошади — у бедного кобыла, у именитого мерин.

Остановились они на ночлег рядом.

У бедного кобыла принесла ночью жеребёнка; жеребёнок подкатился под телегу богатого. Будит он наутро бедного:

— Вставай, брат! У меня телега ночью жеребён­ка родила.

Брат встаёт и говорит:

— Как можно, чтобы телега жеребёнка родила? Это моя кобыла принесла.

Богатый говорит:

— Кабы твоя кобыла принесла, жеребёнок бы подле был.

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

Поспорили они и пошли до начальства: именитый дарит судей деньгами, бедный словами оправды­вается.

Дошло дело до самого царя.

Велел царь призвать обоих братьев и загадал им четыре загадки:

— Что всего в свете сильней и быстрей? Что всего в свете жирнее? Что всего мягче? Что всего милее?

И положил им сроку три дня.

— На четвёртый приходите, ответ дайте!

Богатый подумал, подумал, вспомнил про свою куму, пошёл к ней совета просить.

Она посадила его за стол, стала угощать, а сама спрашивает:

— Что так печален, куманёк?

— Да загадал мне государь четыре загадки, а сроку всего три дня положил.

— Что такое? Скажи мне.

— А вот что, кума: первая загадка — что всего в свете сильней и быстрей?

— Экая загадка! У моего мужа каряя кобыла есть, нет её быстрее. Коли кнутом приударишь — зайца догонит.

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

— Вторая загадка: что всего в свете жирнее?

— У нас другой год рябой боров кормит­ся; такой жирный стал, что и на ноги не поды­мается.

— Третья загадка: что всего в свете мягче?

— Известное дело — пуховик, уж мягче не
вы­думаешь.

— Четвёртая загадка: что всего в свете милее?

— Милее всего внучек Иванушка.

— Спасибо тебе, кума, научила уму-разуму, повек не забуду.

А бедный брат залился горькими слезами и по­шёл домой. Встречает его дочь-семилетка; только и семьи было, что дочь одна.

— О чём ты, батюшка, вздыхаешь да слёзы ронишь? 

— Как же мне не вздыхать, как слёз не ронить! Задал мне царь четыре загадки, которых мне и в жизнь не разгадать.

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

— Скажи мне, какие загадки.

— А вот какие, дочка: что всего в свете силь­ней и быстрей, что всего жирнее, что всего мягче и что всего милее?

— Ступай, батюшка, и скажи царю: сильней и быстрей всего ветер; жирнее всего земля: что ни растёт, что ни живёт — земля питает; мягче всего рука: на что человек ни ляжет, а всё под голову руку кладёт; а милее сна нет ничего на свете.

Пришли к царю оба брата — и богатый и бед­ный. Выслушал их царь и спрашивает бедного:

— Сам ли дошёл или кто тебя научил?

Отвечает бедный:

— Ваше царское величество, есть у меня дочь-семилетка, она меня научила.

— Когда дочь твоя мудра, вот ей ниточка шел­кова; пусть к утру соткёт мне полотенце узорча­тое.

Мужик взял шёлковую ниточку, приходит домой кручинный, печальный.

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

— Беда наша! — говорит дочери. — Царь прика­зал из этой ниточки соткать полотенце.

— Не кручинься, батюшка, — отвечала семи­летка.

Отломила прутик от веника, подаёт отцу и нака­зывает:

— Поди к царю, скажи, чтоб нашёл такого мастера, который бы сделал из этого прутика кросны (кросны – ткацкий станок): было бы на чём полотенце ткать.

Мужик доложил про то царю.

Царь даёт ему полтораста яиц.

— Отдай, — говорит, — своей дочери. Пусть к завтраму выведет мне полтораста цыплят. 

Воротился мужик домой ещё кручиннее, ещё печальнее.

— Ах, дочка! От одной беды увернёшься — другая навяжется.

— Не кручинься, батюшка, — отвечала семи­летка.

Попекла яйца и припрятала к обеду да к ужину, а отца посылает к царю.

— Скажи ему, что цыплятам на корм нужно однодённое пшено: в один бы день было поле вспа­хано, просо засеяно, сжато и обмолочено. Другого пшена наши цыплята и клевать не станут.

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

Царь выслушал и говорит:

— Когда дочь твоя мудра, пусть наутро сама ко мне явится — ни пешком, ни на лошади, ни голая, ни одетая, ни с гостинцем, ни без подарочка.

«Ну, — думает мужик, — такой хитрой задачи и дочь не разрешит; пришло совсем пропадать». 

— Не кручинься, батюшка, — сказала ему дочь-семилетка,— ступай-ка к охотникам да купи мне живого зайца да живую перепёлку.

Отец пошёл и купил ей зайца и перепёлку.

На другой день поутру сбросила семилетка всю одёжу, надела на себя сетку, в руки взяла пе­репёлку, села верхом на зайца и поехала во дво­рец.

Царь её у ворот встречает. Поклонилась она царю:

— Вот тебе, государь, подарочек, — и подаёт ему перепёлку.

Царь протянул было руку: перепёлка — порх! и улетела.

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

— Хорошо, — говорит царь,— как приказал, так и сделала. Скажи мне теперь: ведь отец твой беден, так чем вы кормитесь?

— Отец мой на сухом берегу рыбу ловит, ло­вушки в воду не становит, а я подолом рыбу ношу да уху варю. 

— Что ты, глупая! Когда рыба на сухом бере­гу живёт? Рыба в воде плавает.

— А ты умён! Когда видано, чтоб телега же­ребёнка принесла? Не телега — кобыла родит.

Царь присудил отдать жеребёнка бедному му­жику...

 

 

 

 

ГОРШЕНЯ

(А. Афанасьев)

 

Рис. И.КузнецоваРис. И.КузнецоваГоршеня едет-дремлет с горшками. Догнал его государь Иван Васильевич.

— Мир по дороге!

Горшеня оглянулся.

— Благодарим, просим со смиреньем.

— Знать, вздремал?

— Вздремал, великий государь! Не бойся того, кто песни поёт, а бойся того, кто дремлет.

— Экой ты смелый, горшеня! Люблю эдаких. Ямщик! Поезжай тише. А что, горшенюшка, давно ты этим ремеслом кормишься?

— Сызмолоду, да вот и середовой (середовой – среднего возраста) стал.

— Кормишь детей?

— Кормлю, ваше царское величество! И не пашу, и не кошу, и не жну, и морозом не бьёт.

— Хорошо, горшеня, но всё-таки на свете не без худа.

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова— Да, ваше царское величество! На свете есть три худа.

— А какие три худа, горшенюшка?

— Первое худо — худой шабёр (шабёр – сосед), а второе ху­до — худая жена, а третье худо — худой разум.

— А скажи мне, которое худо всех хуже?

— От худого шабра уйду, от худой жены тоже можно, как будет с детьми жить; а от худого разума не уйдёшь — всё с тобой.

—  Так, верно, горшеня! Ты мозголов. Слушай! Ты для меня, а я для тебя. Прилетят гуси с Руси, пёрышки ощиплешь, а по правѝльному покинешь! (речь идет о правильных перьях, крайних в крыле у птицы, они особого вида. Царь говорит горшене, чтобы тот ощипал все перья, кроме правѝльных, их надо оставить – «покинуть»).

— Годится, так покину, как придёт! А то и наголо.

— Ну, горшеня, постой на час! Я погляжу твою посуду.

Горшеня остановился; начал раскладывать то­вар. Государь стал глядеть, и показались ему три тарелочки глиняны.

— Ты наделаешь мне эдаких?

— Сколько угодно вашему царскому величе­ству?

— Возов десяток надо.

— На много ли дашь время?

— Месяц.

— Можно и в две недели представить, и в го­род. Я для тебя, ты для меня.

— Спасибо, горшенюшка! 

— А ты, государь, где будешь в то время, как я представлю товар в город?

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

— Буду в дому у купца в гостях.

Государь приехал в город и приказал, чтобы на всех угощениях не было посуды ни серебряной, ни оловянной, ни медной, ни деревянной, а была бы всё глиняная.

Горшеня кончил заказ царский и привёз товар в город. Один боярин выехал на торжище к гор­шене и говорит ему:

— Бог за товаром, горшеня!

— Просим покорно.

— Продай мне весь товар.

— Нельзя: по заказу.

— А что тебе, ты бери деньги — не повинят из этого, коли не дал задатку под работу. Ну, что возьмёшь?

— А вот что: каждую посудину насыпать полну денег.

— Полно, горшенюшка, много! 

— Ну хорошо: одну насыпать, а две отдать — хочешь?

И сладили.

— Ты для меня, а я для тебя.

Насыпают да высыпают. Сыпали, сыпали — денег не стало, а товару ещё много. Боярин, видя худо, съездил домой, привёз ещё денег. Опять сып­лют да сыплют, — товару всё много.

— Как быть, горшенюшка?

— Ну, что ни жада̀ла?(жада̀ть (стар.) – сильно желать, хотеть). Нечего делать, я тебя уважу, только знаешь что? Свези меня на себе до этого двора —отдам и товар и все деньги.

Боярин мялся, мялся: жаль и денег, жаль и себя; но делать нечего — сладили. Выпрягли ло­шадь, сел мужик, повёз боярин: в споре дело. Горшеня запел песню, боярин везёт да везёт.

— До коих же мест везти тебя?

— Вот до этого двора и до этого дому.

Весело поёт горшеня, против дому он высоко поднял. Государь услышал, выбег на крыльцо — признал горшеню.

Рис. И.КузнецоваРис. И.Кузнецова

— Ба! Здравствуй, горшенюшка, с приездом!

— Благодарю, ваше царское величество.

— Да на чём ты едешь?

— На худом-то разуме, государь.

— Ну, мозголов, горшеня, умел товар продать. Боярин, скидай строевую одежду и сапоги, а ты, горшеня, кафтан и разувай лапти; ты их обувай, боярин, а ты, горшеня, надевай его строевую одеж­ду. Умел товар продать! Немного послужил, да мно­го услужил. А ты не умел владеть боярством. Ну, горшеня, прилетали гуси с Руси?

— Прилетали.

— Перышки ощипал, а по правѝльному по­кинул?

— Нет, наголо, великий государь, — всего ощипал.

 

 

к содержанию