ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
А во славноем в римскоем царстве,
А во той ли деревне Карачарове,
У честных у славныих родителей, у матери
Был спорожен тут сын Илья Иванович,
А по прозванью он был славный Муромец.
А не имел Илья во ногах хожденьица,
А во руках не имел Илья владеньица,
Тридцать лет его было веку долгого.
Во этое во летушко во красное
А уходила родная матушка да батюшка
А на ту ли на работку на тяжелую.
А оставался Илья да одинешенек.
А сидит-то Илья да Илья Муромец,
Приходили ко Илье да три старчика:
«А уж ты стань, Илья да Илья Муромец,
Ты напой-ка нас да голоднешеньких,
А ты накорми-ка нас да сытешенько!»
А и говорил Илья да таковы слова:
«А накормил бы вас да сытешенько,
А напоил бы вас да пьянешенько,
А тридцать лет веку долгого
У меня нету в ногах ли хожденьица,
А во руках у меня нету ли владеньица».
Говорили ли старцы прохожие:
«А уж ты стань, Илья да Илья Муромец!
А ты стань-ка напои да накорми нас ты жаждущих».
Отвечал Илья да таковы слова:
«А уж я рад бы стать на белы ноги, —
А у меня ноги есть, руки есть, —
А у меня ноженьки не владеют ли,
А у меня рученьки да не владеют ли».
А в третьей након говорили ему старцы ли:
«А уж ты стань, Илья да Илья Муромец!
А во ногах есть у тя хожденьице,
А во руках есть у тя владеньице».
А тут ли стал Илья да на резвы ноги,
А крестил глаза на икону святых очей:
«А слава да слава, слава господу!
А дал господь бог мне хожденьице,
А дал господь мне в руках ли владеньице».
А опустился он во подвалы глубоки,
А принес ли он чару полную:
«А вы пейте-ка, старцы прохожие!»
А они попили старцы прохожие:
«А сходи-ка ты, Илья, в погреба славны глубокие,
А принеси-ка ты чарочку полнешеньку,
А ты выпьешь сам на здравие!»
Он принес ли чару полнешеньку:
«А ты пей-ка, Илья, да на здоровьице,
А ты кушай-ка, Илья, да на себе ли ты!»
А он выпил ли чарушку полную,
А спросили его старцы прохожие:
«А уж что же ты, Илюша, в себе чувствуешь?» —
«А я чувствую ли силу великую:
А кабы было колечко во сырой земле,
А повернул ли земелюшку на ребрышко».
А и говорили тут старцы таковы слова:
«А ты поди-ка в погреба славны глубокие,
А налей-ка ты ли чарушку полнешеньку!»
А принес он чару полнешеньку:
«А уж выпей-то чару единешенек!»
А уж выпил он чару единешенек.
«А теперь, Илья, что ты чувствуешь?» —
«А нынь у меня силушка ли спала ли,
А спала у меня сила вполовинушку».
А и говорили старцы прохожие:
«А ведь и живи ты, Илья, да будешь воином!
На земле тебе ведь смерть будет не писана,
А во боях тебе ли смерть будет не писана!»
А благословили они да Илью Муромца,
А распростились с Ильей да пошли они.
А Илья как стал владеть руками, ножками.
А в избушке ли сидеть ему тоскливо ли.
А он пошел на те поля-луга зеленые,
Где его были родители сердечные.
А пришел он ко славной Непре-реке:
«Бог вам помощь, родная матушка,
А бог тебе помощь, родной батюшка!»
А они да тут да удивилися,
А они да тут да ужахнулися:
«А уж ты, чадо, чадо милое,
А слава, слава да слава господу.
А господь-бог тебе дал хожденьице,
А господь тебе дал в руках владеньице!»
А он и налез ли дубки подергивать,
А во Непру-реку стал покидывать,
Накидал Непру-реку дубов ли он,
А вода в реке худо побежала.
А говорили тут отец с матушкой:
«Ай же ты, мое чадо милое,
А и господь тебе дал силу великую!
А живи-ка ты да поскромнешеньку,
А не давай ретиву сердцу волюшки!»
А пришли ли они во деревеньку,
А говорил ли Илья да отцу-матушке:
«А уж ты, батюшка, а и матушка,
А вы давайте-ка мне благословеньице,
А вы дайте-ка мне прощеньице
А мне-ка съездить во Киев-град
А ко солнышку ко князю ко Владимиру,
А во тыи мне во церкви богомольные,
А помолиться ли той ли богородице!»
А отец и мать-то его уговаривать:
«А уж ты, чадо, чадо да чадо милое,
А мы только видели свету, свету белого,
А мы не видели свету целу полвеку».
А и говорил Илья да таковы слова: «
А уж вы, мои сердечные родители,
А уж дайте мне да благословеньице,
А уж вы дайте мне-ка покореньице!»
Говорила тут родна матушка:
«А уж поедешь ты ли, чадо наше милое,
А ты во славный да ли во Киев-град,
А не кровавь сабли кровавоей,
А не сироти-ка ты да малых детушек,
А не бесчести-ка ты да молодыих жен!»
Выводил он утром ранешенько
А своего коня-то, коня-сизобурого
А на тую ль на обеденку на раннюю:
«А уж ты, Сивушко мой да белогривушко,
А ты катайся-ка на роске на раннеей,
Чтобы шерсть-то у тебя сменялася,
Чтобы силушка в тебе прибавлялася.
А ты служи-ка добру молодцу
А на чистом поле разъезживать»
А через стеночки городовые перескакивать!»
Тут Илюшенька да справляется,
А он во путь снаряжается:
«Ах вы, мужички черниговски,
А где дорожка-то есть прямоезжая?» —
«А уж ты, славный наш и молодой ли ты,
А молодой Илья да Илья Муромец!
А тридцать лет как дороги прямоезжей нет,
А сидит там Соловей-то Рахманович,
А его гнездо да на семи дубах,
А на семи дубах да на семи верстах.
А что ль удалыих добрых молодцев не ездило
А никакой оттуль не возвращается».
А тут поехал Илья по дорожке прямоезжеей,
А рукой коня ведет, другой мостит дубовые,
А все ли те мостики каленые,
А идет все вперед, вперед двигается.
А подъезжал тут Илья Муромец
А ко тем мужичкам карачаевцам,
А они каются все да причащаются:
«Ай же вы, мужички да карачаевцы,
Вы чего вы нынче не чуликаетесь,
А чего же каетесь, причащаетесь?» —
«А и заезжий славный молодец,
Хоть приехал поганое Идолище
Со своею силою великою,
А у него силы сорок тысячей,
А он кругом объехал стенки городовыя,—
А у нас некому с ним да заборотися,
А у нас некому с ним да подратися».
А и говорил Илья таковы слова:
«А не велела мне да родна матушка
А кровавить ли сабли востроей,
А не сиротить мне-ка малых детушек, —
А быти мне-ка посиротить малых детушек,
А быти мне-ка — молодыих жен.
А ведь надо постоять за веру верную,
А за тыи ли за церкви за соборные!»
А тут взял он, сел он на добра коня,
А поезжал к шатру белополотняну,
А спит тут проклятое Идолище,
А говорил он таковы слова:
«А уж ты стань, проснись да что ты есь такой!»
А он спустил коня ко пшенице белояровой,
А конь пришел, отпихал его,
А пошел ли конь по чисту полю.
А тут стал и проклятыий Идолище:
«А уж ты, малый же скоморошина,
А у шатра ты распорядися,
А я сейчас, как стану, тебе вот покажу дружбу!»
А и говорил Илья да таковы слова:
«А не изыман сокол, не тереби его,
А не изыман, так не лови его!»
А он стал ли он на резвы ноги, —
А у него ли да голова да как котел большой,
А меж глазами будто пивные бутылочки.
Говорил ли он да скоморошине:
А какой же ты поединщик мне?
Как ты, на руку кладу да другой прижму —
Да с тебя ведь и блин и тут!»
Ой говорил Илья да таковы слова:
«А не тереби-ка да впереди себя,
А заседлывай-ка ты добра коня,
Мы пойдем с тобой да на чисто поле,
А ведь тут мы силушку узнаем ли!»
А тут седлал коня да коня доброго,
А садилися они да на добрых коней,
А разъезжались да на три версты,
А на три версты да на три поприща.
Поразъехались да добры молодцы,
Как ударил его да в голову, —
А раскепалась голова да у Идолища,
А тут он и пал со добра коня.
А захватил Идолища он за ноги,
А поехал по силушке помахивать,
А куда махнет — туда улушка,
А перемахнет — переулочек.
А не прошло ли времени ли три часа, —
А в поле-то слова-голоса нет человечьего.
А подъезжал он к мужичкам-карачаевцам:
«Ай вы, мужички-карачаевцы,
А вы живите-ка да нынь да со спокоюшком».