РЫЛАТЫЕ СОСЕДИ

(Г.А. Скребицкий)

Рис. А.Келейникова Раннее весеннее утро. Солнце ещё невысоко, оно просвечивает сквозь зелёные ветви берёз и осинок и золотистыми бликами скользит по стволам деревь­ев, по кустам, по свежей, сочной траве. Тепло, и так хорошо пахнет молодыми листьями и цветами, пахнет весной!

А как весело на разные голоса распевают и пе­рекликаются птицы! Остановитесь, прислушайтесь. Не услышите ли чей-нибудь знакомый голосок?

«Ку-ку, ку-ку!..» — доносится из лесной чащи. Это кричит кукушка. Голос её, наверное, слышали все, а вот саму птицу вряд ли кто видел. Кукуш­ка — птица осторожная, к ней подобраться трудно.

А вот мелодично насвистывает иволга: «Фитиу-лиу, фитиу-лиу...» — будто на флейте наигрывает.

Ей отвечает дятел с лесной поляны: «Тук-тук- тук...» Сидит дятел на стволе дерева и долбит клю­вом трухлявую древесину, достаёт на обед жука-короеда.

Много птиц можно увидеть в наших краях вес­ною и летом. Осенью и зимой их гораздо меньше, большинство улетает на тёплый юг. Но некоторые остаются с нами.

Давайте же познакомимся с теми птицами, ко­торых легче всего увидеть возле дома, — с нашими крылатыми соседями.

А потом уйдём подальше и начнём заводить всё новые и новые знакомства с весёлыми певунами, с друзьями наших лесов и полей.

ВОРОНА

Рис. А.Келейникова Зима. На земле, на крышах, на кустах и де­ревьях — всюду снег.

По снегу во дворе деловито разгуливают вороны: еду себе ищут.

Вот выбежал во двор пёс с кусочком хлеба, лёг на снег закусить, а вороны уже тут как тут. Окру­жили его со всех сторон, к самой морде подска­кивают, того и гляди, изо рта вырвут кусок.

Пёс рычит, скалит зубы, будто хочет сказать: «Убирайтесь прочь, а то живо хвосты повыдер­гаю!» Но вороны — птицы дерзкие, драчливые, ничего не боятся.

Пёс терпел, терпел, да как вскочит, как пого­нится за нахальными птицами! Но разве ворону поймаешь? Пёс — за ней, а она — от него. Сколько дуралей ни гонялся, всё равно зря — только устал.

Вернулся обратно к своей еде, а хлеба-то и нет. Пока за одной вороной гонялся, другие давно уже хлеб утащили. Расселись на крыше, кричат, дерутся, друг у друга добычу выхватывают.

Так всю зиму и пробавляются вороны: там ко­рочку схватят, там — мяса кусочек. Живут они в эту пору и в городах и в деревнях. Зимой возле жилья человека легче прокормиться.

Но, как только наступает весна, вороны разле­таются по лесам, по рощам, начинают строить гнёзда, птенцов выводить. Всё лето кочуют они по полям да по лугам. А на зиму опять к людям воз­вращаются.

Рис. А.Келейникова Наступила осень. Пора и печь затопить. Нало­жили лучинок, сучков, поленьев и разожгли огонь. Вдруг как повалит дым, да не в трубу, а прямо в комнату. Лезет в глаза, в нос, в рот — беда, дышать нечем!

Ребята скорее на крышу — посмотреть, не разру­шилась ли за лето труба, не завалились ли в ды­моход кирпичи. Смотрят — труба цела. В чём же дело? Взяли длинную проволоку, согнули крючком, стали в дымоходе шарить. Вот зацепили и тащат что-то наружу — какие-то тряпки, солому, перья. Да ведь это старое галчиное гнездо! Значит, ещё весною галки облюбовали эту трубу себе под квар­тиру, устроили в дымоходе гнездо и вывели в нём галчат. Летом печи не топят, вот им никто и не помешал.

К осени галчата выросли и улетели из своей квартиры. Ни к чему им теперь гнездо в тру­бе. А людям возня, приходится дымоход прочи­щать.

Но не думайте, что галки гнездятся только по трубам, вовсе нет. Их гнёзда можно найти и в са­раях, под крышами, и прямо на деревьях.

Зимою галки, так же как и вороны, живут в городах и в деревнях, вместе роются в мусорных кучах, еду себе добывают. Различить их совсем нетрудно. Галка вдвое меньше вороны и вся чёрная, только вокруг шеи серые пёрышки, будто она серым платочком повязана. А у вороны наоборот: всё ту­ловище серое, чёрные только голова, шея, крылья да хвост.

К зиме галки собираются в большие стаи, так и летают целыми днями вместе. А вечером облепят деревья где-нибудь в городском саду или в парке, прижмутся друг к дружке и сидят греются. Вместе, в тесной компании, всегда теплее. Так и дремлют всю долгую зимнюю ночь. Только изредка между собою переговариваются, будто окликают друг дру­га: «Галка, галка, галка!» Недаром их галками и прозвали.

ГРАЧ

Рис. А.Келейникова Про грача говорят, что он белоносый, а на са­мом деле нос у него вовсе не белый, а чёрный. В чём же тут дело? А вот в чём: грач целые дни носом в земле копается, достаёт личинок, червяч­ков. С годами чёрные пёрышки вокруг клюва вытираются, только белая кожа видна, будто колечко. Издали поглядишь на грача, и правда, нос как будто бы белый.

Но это только у старых грачей так бывает, а у молодого все пёрышки вокруг клюва целы и ни­какого белого кольца нет. Его белоносым никак не назовёшь.

Грачи — это наши первые весенние гости. Только пригреет солнышко, зажурчат ручейки, запестреют в полях проталины, смотришь — и грачи уже при­летели из тёплых стран. Вот они, чёрные как угли, разгуливают по проталинам, копошатся в оттаявшей земле: то зёрнышко найдут, то корешок откопают. Ранней весной нашим гостям не очень-то сытно живётся.

Рис. А.Келейникова Но вот прошла неделя, другая, подсохли поля, выехали колхозники землю пахать. Тут грачам са­мое раздолье: ходят целой стаей вслед за плугом, выбирают из свежей пашни разных личинок, жуч­ков, слизняков.

Молодцы грачи! Ведь все эти жучки да личин­ки — наши враги. Они хоть и маленькие, а вред приносят большой — хлеб портят.

Наедятся грачи в поле и летят куда-нибудь в парк или в рощу. Облюбуют себе дерево повыше и начинают гнёзда строить. Иной раз всё дерево так застроят, что сучья едва видны. Грачи любят компанию, они и в поле вместе кормятся, и птен­цов вместе выводят. Так веселее да и безопаснее. Захочет, к примеру, ворюга-кот на дерево к птен­цам пробраться, да не тут-то было. Сразу заметят его грачи, зашумят, загорланят, бросятся на разбой­ника и давай его клювами бить. Грачи — птицы дружные, умеют за своих птенцов постоять. К их гнёздам лучше и не наведываться.

СОРОКА

Рис. А.Келейникова У сороки есть прозвище — белобока. И правда, по бокам пёрышки у неё совсем белые. А вот го­лова, крылья и хвост чёрные, как у вороны.

Очень красив у сороки хвост — длинный, прямой, будто стрела. И перья на нём не просто чёрные, а с зеленоватым отливом.

Рис. А.Келейникова

Нарядная птица сорока и та­кая ловкая, подвижная — редко, когда спокойно сидит, всё больше суетится.

Есть у сороки и другое прозвище — воровка. Уж больно она плутоватая: скачет с места на место, а сама всё поглядывает, нельзя ли чем поживиться, стащить что-нибудь.

Только закудахчет в курятнике курица, сорока уже тут как тут. Она давно заприметила: раз ку­рица кудахчет, значит, яйцо снесла. Живо заберёт­ся в курятник крылатая воровка, расклюёт скорлупу яйца, а содержимое выпьет.

К зиме большинство сорок вместе с воронами и галками разлетаются по деревням, ищут себе еду. Зато летом их в деревне почти не увидишь. Летом им и в лесу пищи хватает. Едят сороки жуков, червяков, гусениц, не прочь они и в чужое гнездо забраться, птенцами полакомиться. Даже лесным зверькам и тем подчас от сорок достаётся.

ВОРОБЕЙ

Рис. А.Келейникова Пришла весна. Солнце светит ярко-ярко, даже больно глазам. С крыш частая капель падает. На земле разлились огромные лужи, и в них, как в зеркале, отражается небо и солнце.

А что это за шум доносится из сквера? Да это воробьи. Расселись по веткам, крылышки топорщат, наскакивают друг на друга, чирикают, дерутся. Подойдите к ним поближе и приглядитесь хоро­шенько: оказывается, воробьи по виду не все оди­наковые. Самец очень нарядный, весь пёстренький. На голове у него будто серая шапочка надета, под шейкой — большое чёрное пятнышко, словно галстук подвязан. А спинка и крылышки коричне­вые. Вот какой он франт! Воробьиха, та поскромнее: вся серенькая и с виду невзрачная.

Кончат воробьи драку и летят искупаться в бли­жайшей луже. Такую кутерьму поднимут, только брызги летят! Купаются, а сами покрикивают: «Чив-чив-чив!..» Издали послушаешь, будто они друг другу кричат: «Жив-жив-жив!..» — радуются, что весна наступила.

В городе воробей полезен: летом он в скверах и в парках собирает с деревьев гусениц — воробьят ими кормит.

А вот в деревне этих птиц не очень-то жалуют. Только поспеют хлеб, конопля, закраснеются вишни, тут с воробьями просто беда: и зёрна в полях клюют, и вишни в садах обклёвывают...

Уж их и гонят, и трещотки вешают, и пугала выставляют. Да только не очень-то воробьи боятся. Такие смелые птицы, им всё нипочём.

СИНИЦА

Рис. А.Келейникова В саду с ветки на ветку перелетает небольшая шустрая птичка, ростом поменьше воробья. Спинка у неё серая, грудка жёлтая, на головке чёрная бар­хатная шапочка. Это птица-синица. В сад она за добычей прилетела: за жучками и за гусеницами.

Большой вред приносят они садам. Одни грызут листья на фруктовых деревьях, другие портят пло­ды. Возьмёшь яблоко, разломишь его пополам, а внутри червячок.

Вот этих-то вредителей и ловит синица. Недаром её называют сторожем наших са­дов. Увидит своим зорким глазом добычу, схватит её клювом и съест. А клюв у синицы тонкий, как шильце, в любую щёлку пролезет. 

Рис. А.Келейникова

Много разных насекомых съедает она за день. Даже не верится, что у маленькой птички может быть такой аппетит. А сколько она поклюёт их за лето, сколько пере­таскает своим птенцам — и не сочтёшь!

Зато зимой ей приходится трудно. В эту пору все насекомые от мороза прячутся, да так далеко, что редко кого удаётся поймать.

Тут-то и надо помочь синице, накормить её. Зи­мой она неприхотлива — всё будет есть: и хлебные крошки, и зёрнышки, и от каши, пожалуй, не откажется.

Но особенно любит синица свежее сало. По­пробуйте привязать кусочек к какому-нибудь суч­ку — синица живо найдёт угощение, уцепится за него коготками, повиснет и давай клювом долбить. Долбит, а сама раскачивается, будто на качелях.

Забавно тогда на неё смотреть!

ЛАСТОЧКА

Рис. А.Келейникова Кто так звонко щебечет во дворе? Это вернулись с юга, из Африки, быстрокрылые ласточки.

Деревенскую ласточку называют ещё касаткой. Прозвали её так потому, что хвост у неё похож на две длинные чёрные косицы. Головка и спинка у касатки тоже чёрные с синевой, а грудь и брюш­ко совсем беленькие, будто она в белый фартучек нарядилась.

Как только вернутся ласточки весной в деревню, сразу же начинают гнёзда строить. А строят они их совсем не так, как другие птицы. Ласточки не вьют гнездо из прутьев и веток: они лепят его из комочков глины.

Выберут для гнезда подходящее место где-ни­будь под крышей дома или сарая и летят скорее на берег пруда. Сядут возле воды, отщипнут клювом кусочек глины и обратно спешат. А пока несут глину во рту, она от слюны становится липкой и легко пристаёт к стене.

Так, комочек к комочку и вылепят птицы из глины своё уютное гнёздышко. Внутри выстелют его мягким пухом — вот и готова квартира, можно птенцов выводить. Только вылу­пятся птенцы — новая забота появляется. С утра до ночи носятся касатки над полями и лугами, ловят мух, комаров, чтобы накормить своих нена­сытных малышей.

Есть ещё и другие ласточки — береговушки на­зываются.

Рис. А.Келейникова Пойдите летом на речку, взгляните на крутой, обрывистый берег. Вверху он весь будто острой палкой истыкан, всюду темнеют круглые дырочки. Приглядитесь к ним внимательно. Видите: то в одну, то в другую из них влетают быстрокрылые птички. Это и есть береговушки. Они-то и вырыли в крутом берегу земляные норки. В глубине норки — гнёздыш­ко из перьев и мягких травинок. Там ласточки-береговушки выводят своих птенцов. Там и растят их, пока птенцы не оперятся и не вылетят из своего подземного жилища.

Береговушка сродни ласточке-касатке и похожа на неё, только не такая нарядная. Спинка у береговушки темно-бурая, а хвост, как коротенькая тупая рогатинка.

Поглядишь на обеих ласточек, на то, как они гнёзда мастерят, и не­вольно подумаешь: вот какие замечательные строители. Только одна строитель-каменщик, а другая — строитель-зем­лекоп.

ДОГАДЛИВАЯ СИНИЧКА

Рис. А.Келейникова В детстве у нас было так заведено: как насту­пит осень, мы и начинаем ловить птиц для своего живого уголка. Много птиц за осень и зиму нало­вим и рассадим по клеткам.

А весной, только пригреет солнце, побегут по дорогам весёлые ручьи, — тут мы вынесем все клет­ки во двор, раскроем дверцы и выпустим птичек на свободу: летите в рощи, в леса, вейте гнёзда, выводите птенцов, а осенью опять возвращайтесь к нам на зимнюю квартиру.

Разные птички у нас в клетках зимовали: сини­цы, щеглы, снегири. Ловили мы их западнёй. Это небольшая клеточка, только дверца у неё устроена, как у мышеловки.

Вот мы, бывало, откроем западню, а к входу па­лочку-сторожок приставим, чтобы он не давал двер­це захлопываться. Внутрь конопляных семян насып­лем и повесим западню в саду, на сучке дерева.

Прилетят в сад какие-нибудь птички, сядут на дерево, где западня висит, и увидят в ней зёрныш­ки. Подлетят к западне, полезут внутрь, чтобы зёрна клевать, сторожок зацепят — дверца за птич­кой и захлопнется.

Один раз попалась нам в западню синица, да только какая-то бесхвостая. Взяли мы её и выпу­стили. А через несколько дней она опять попалась. Мы её снова выпустили. Так она за неделю не­сколько раз в нашей западне побывала. Прыгает, бывало, внутри, зёрнышки поклёвывает, будто она на воле, а не в запертой клетке. Такая уж, видно, смелая! Может, раньше где-нибудь в клетке жила, вот и привыкла. И презабавная была пичужка: без хвостика, совсем кругленькая, как пушистый ша­рик. Важно так, бывало, в клетке сидит, словно у себя дома.

Мы уже и не знали, что с ней делать. Как в сад ни придём — западня закрыта, а в ней бесхво­стая синица сидит, зёрна клюёт. Не даёт нам дру­гих птичек ловить, да и только. А потом попадаться вдруг перестала.

Мы думали, не случилось ли с ней что-нибудь, да­же пожалели, что её к себе домой зимовать не взяли.

Только однажды утром приходим в сад, смотрим, а наша бесхвостая синичка около западни с ветки на ветку перелетает. Затем на крышку западни уселась, с крышки — на дверцу, а с дверцы прыг прямо в западню, да так ловко, что сторожок и не задела.

Стоим мы под деревом и смотрим, что же дальше будет. Наклевалась синичка досыта конопли, прыг из западни на дверцу и опять сторожок не задела. Посидела на дверце, почистила клювик, отряхнулась и улетела. Вот ведь какая догадливая: значит, смекнула, как ей в западню лазить, чтобы дверцу не захлопывать. Так всю зиму у нас и прокормилась.

ЛЕСНОЙ ГОЛОСОК

Рис. А.Келейникова Солнечный день в самом начале лета.

Я брожу неподалёку от дома в берёзовом пере­леске. Всё кругом будто купается, плещется в зо­лотистых волнах тепла и света. Надо мной струятся ветви берёз. Листья на них кажутся то изумрудно-зелёными, то совсем золотыми. А внизу, под берё­зами, по траве тоже, как волны, бегут и струятся лёгкие синеватые тени. И светлые зайчики, как отражения солнца в воде, бегут один за другим по траве, по дорожке.

Солнце и в небе, и на земле... И от этого ста­новится так хорошо, так весело, что хочется убе­жать куда-то вдаль, туда, где стволы молодых берёзок так и сверкают своей ослепительной белиз­ной. И вдруг из этой солнечной дали мне послы­шался знакомый лесной голосок: «Ку-ку, ку-ку!..»

Кукушка! Я уже слышал её много раз, но ни­когда ещё не видал даже на картинке. Какая она из себя? Мне почему-то она казалась толстенькой, головастой, вроде совы. Но, может, она совсем не такая? Побегу погляжу.

Увы, это оказалось совсем не просто. Я — к ней на голос. А она замолчит и вот снова: «Ку-ку, ку-ку!..» — но уже в другом месте.

Как же её увидеть? Я остановился в раздумье. А может, она играет со мною в прятки? Она пря­чется, а я ищу. А давай-ка играть наоборот: те­перь я спрячусь, а ты поищи.

Я залез в куст орешника и тоже кукукнул раз, другой. Кукушка замолкла: может, ищет меня? Сижу молчу и я, у самого даже сердце колотится от волнения. И вдруг где-то неподалёку: «Ку-ку, ку-ку!..»

Я — молчок: поищи-ка лучше, не кричи на весь лес. А она уже совсем близко: «Ку-ку, ку-ку!..»

Гляжу: через поляну летит какая-то птица, хвост длинный, сама серая, только грудка в тёмных пестринках. Наверное, ястребёнок. Такой у нас во дворе за воробьями охотится. Подлетел к соседнему дереву, сел на сучок, пригнулся да как закричит: «Ку-ку, ку-ку!..»

Кукушка! Вот так раз! Значит, она не на сову, а на ястребка похожа.

Я как кукукну ей из куста в ответ! С перепугу она чуть с дерева не свалилась, сразу вниз с сучка метнулась, шмыг куда-то в лесную чащу, только её и видел.

Но мне и видеть её больше не надо. Вот я и разгадал лесную загадку, да к тому же и сам в первый раз заговорил с птицей на её родном языке.

Так звонкий лесной голосок кукушки открыл мне первую тайну леса. И с тех пор вот уже полвека я брожу зимою и летом по глухим, нехоженым тропам и открываю всё новые и новые тайны. И нет конца этим извилистым тропам, и нет конца тайнам родной природы.

СИРОТКА

Рис. А.Келейникова Принесли нам ребята небольшого сорочонка... Летать он ещё не мог, только прыгал. Кормили мы его творогом, кашей, мочёным хлебом, давали ма­ленькие кусочки варёного мяса; он всё ел, ни от чего не отказывался.

Скоро у сорочонка отрос длинный хвост и крылья обросли жёсткими чёрными перьями. Он быстро научился летать и переселился на житьё из комнаты на балкон.

Только вот какая с ним была беда: никак наш сорочонок не мог выучиться самостоятельно есть. Совсем уж взрослая птица, красивая такая, летает хорошо, а еду всё, как маленький птенчик, просит. Выйдешь на балкон, сядешь за стол, сорока уж тут как тут, вертится перед тобой, приседает, топорщит крылышки, рот раскрывает.

И смешно и жалко её. Мама даже прозвала её Сироткой. Сунет ей, бы­вало, в рот творогу или мочёного хлеба, проглотит сорока — и опять начинает просить, а сама из тарел­ки никак не клюёт. Учили-учили мы её — ничего не вышло, так и приходилось ей в рот корм запихи­вать.

Наестся, бывало, Сиротка, встряхнётся, по­смотрит хитрым чёрным глазком на тарелку, нет ли там ещё чего-нибудь вкусного, да и взлетит на перекладину под самый потолок или полетит в сад, на двор... Она всюду летала и со всеми была знако­ма: с толстым котом Иванычем, с охотничьей соба­кой Джеком, с утками, курами; даже со старым драч­ливым петухом Петровичем сорока была в приятель­ских отношениях. Всех он на дворе задирал, а её не трогал. Бывало, клюют куры из корыта, и соро­ка тут же вертится.

Вкусно пахнет тёплыми мочёны­ми отрубями, хочется сороке позавтракать в друже­ской куриной компании, да ничего не выходит. При­стаёт Сиротка к курам, приседает, пищит, клюв раскрывает — никто её кормить не хочет. Подскочит она и к Петровичу, запищит, а тот только взглянет на неё, забормочет: «Это что за безобразие!» — и прочь отойдёт. А потом вдруг захлопает своими крепкими крыльями, вытянет кверху шею, натужит­ся, на цыпочки привстанет да как запоёт: «Ку-ка-ре-ку!..» — так громко, что даже за рекой слышно.

А сорока попрыгает-попрыгает по двору, в ко­нюшню слетает, заглянет к корове в стойло... Все сами едят, а ей опять приходится лететь на балкон и просить, чтобы её из рук кормили.

Вот однажды некому было с сорокой возиться. Целый день все были заняты. Уж она приставала-приставала ко всем, никто её не кормит!

Я в этот день с утра рыбу на речке ловил, вернулся домой только к вечеру и выбросил на дворе оставшихся от ловли червей. Пусть куры поклюют.

Петрович сразу приметил добычу, подбежал и начал сзывать кур: «Ко-ко-ко-ко! Ко-ко-ко-ко!..» А они, как назло, куда-то разбрелись, ни одной во дворе нет. Уж петух прямо из сил выбивается! Зовёт, зовёт, потом схватит червяка в клюв, по­трясёт им, бросит и опять зовёт — ни за что первый съесть не хочет. Даже охрип, а куры всё не идут.

Рис. А.Келейникова Вдруг, откуда ни возьмись, сорока. Подлетела к Петровичу, растопырила крылья и рот раскрыла: покорми, мол, меня. Петух сразу приободрился, схватил в клюв огромного червяка, поднял, трясёт им перед носом сороки. Та смотрела, смотрела, по­том цоп червяка — и съела. А петух уж ей второго подаёт. Съела и второго и третьего, а четвёртого Петрович сам склевал.

Гляжу я из окна и удивляюсь, как петух сороку из клюва кормит: то ей даст, то сам съест, то опять ей предложит. А сам всё приговаривает: «Ко-ко-ко-ко!..» Кланяется, клювом червей на земле показы­вает: ешь, мол, не бойся, вон они какие вкусные.

И уж не знаю, как это у них там всё получи­лось, как он ей растолковал, в чём дело, только вижу, закокал петух, показал на земле червяка, а сорока подскочила, повернула головку набок, на другой, пригляделась и съела прямо с земли. Петро­вич даже головой в знак одобрения тряхнул; потом схватил сам здоровенного червяка, подбросил, пе­рехватил клювом поудобнее и проглотил: вот, мол, как по-нашему. Но сорока, видно, поняла, в чём дело, — прыгает возле него да поклёвывает. Начал и петух червей подбирать. Так наперегонки друг перед другом стараются — кто скорей. Вмиг всех червей склевали.

С тех пор сороку кормить из рук больше не приходилось. В один раз её Петрович выучил с едой управляться. А уж как он это ей объяснил, я и сам не знаю.

АИСТЯТА

Рис. А.Келейникова Один год мы прожили на Украине, в небольшой станице, среди сплошных вишнёвых садов.

Неподалёку от нашего дома росло старое дерево. И вот однажды ранней весной на него прилетел и уселся аист. Он долго что-то осматривал, неуклю­же переступая на своих длинных ногах по толстому суку. Потом улетел.

А на следующее утро мы увидели, что на дереве хлопотали уже два аиста. Они устраивали гнездо.

Скоро гнездо было готово. Аистиха снесла туда яйца и стала их насиживать. А аист то улетал за кормом на болото, то стоял около гнезда на суку, поджав под себя одну ногу. Так, на одной ноге, он мог простоять очень долго, даже мог немного вздремнуть.

Когда в гнезде вывелись аистята, для старых аистов начались большие хлопоты. Птенцы были очень прожорливы. Они целый день требовали еды, и аисты-родители по очереди с утра до вечера таскали им из болота лягушек, рыбёшек, ужей.

Пока один из аистов летал за кормом, другой стоял на краю гнезда — караулил птенцов. Как толь­ко он замечал подлетавшего к гнезду второго аиста, он закидывал голову на спину и громко трещал клювом, словно трещоткой. Ведь аисты кри­чать не умеют и приветствуют друг друга, часто-часто щёлкая клювом.

Прилетевший отдавал добычу детям и садился отдыхать у гнезда, а другой аист тут же улетал охотиться за лягушками на болото.

Так аисты целые дни по очереди кормили птен­цов. А когда те подросли и стали ещё прожорли­вее, тут уж оба родителя начали вместе летать и добывать детям корм.

Прошло ещё недели полторы, и вдруг один из аистов-родителей исчез. Что с ним случилось, не­известно: может, его убили, а может, и сам от чего- нибудь погиб.

Вот тогда настала трудная пора для оставшего­ся аиста! Птенцы стали уже совсем большими. Их было трое, и они требовали очень много еды.

Как только начинало светать, аист уже спешил на болото за добычей, приносил её, совал в рот одному из птенцов и, не отдыхая ни минуты, летел обратно на охоту.

Так он трудился до позднего вечера.

Нам было очень жаль бедную птицу, но мы не знали, чем ей помочь.

Один раз мы пошли наловить на речку рыбы. Возвращаемся домой и видим, что все три аистёнка тянут из гнезда свои длинные шеи, открывают клю­вы и просят есть. А аиста около гнезда нет. Значит, на болоте лягушек ловит.