Семь гвоздиков
А.В. Чехов
КОГОТОК
— Не летят, — сказал с огорчением старшина пограничной заставы Симуков и опустил бинокль.
Он продолжал смотреть на седловину между вершинами двух ближайших к заставе гор, откуда должны были появиться голуби Снежинка и Коготок.
— Товарищ старшина, разрешите? — попросил Саша.
Симуков молча передал бинокль.
Саша навёл бинокль на седловину гор и увидел пониже одной из горных вершин дерево — старую арчу, обожжённую молнией. На вершине арчи словно застыл тёмный силуэт хищной птицы.
— Товарищ старшина! Бердыклыч! На сухой арче Бердыклыч! — с тревогой воскликнул Саша.
— Сидит, разбойник, — отозвался старшина.
Саша знал, почему так сказал Симуков: Бердыклыч — сокол. Поселился он в горах неподалёку от погранзаставы. Назвали его по имени басмача Бердыклыча, разбойничавшего когда-то в этих местах. Не один голубь был сбит и съеден этим соколом.
Мальчик и старшина стояли недалеко от окна канцелярии заставы, и Саша слышал, как его отец — начальник заставы капитан Родионов докладывал по телефону:
— ... Так точно, товарищ подполковник... Да... Обвалом повредило линию телефонной связи. Старший наряда, ефрейтор Мирошниченко, только и успел передать, что Альма взяла след. Связь прервана. Разбило батарею питания радиостанции... Жду донесения от Мирошниченко и Титова, они могут послать его только с парой голубей. Надежда теперь только на них... Застава поднята по тревоге. Основные направления перекрыты. Резервная группа готова выступить по первому сигналу.
Саша понял: только голуби, Снежинка и Коготок, могут доставить донесение о нарушителях.
Капитан Родионов вышел во двор заставы, осмотрел в бинокль вершины гор, седловину между ними.
— Не летят, — снова произнёс старшина Симуков.
— Может быть, у Мирошниченко не только радиостанцию, но и клетку с голубями разбило, — сказал капитан. — Лукашов! — крикнул он часовому на пограничной вышке. — Смотрите хорошенько!
В ту же минуту донёсся голос Лукашова:
— Товарищ капитан! Снежинка летит!
Саша увидел над горным перевалом быстро движущуюся белоснежную точку. Ещё мгновение — и уже можно различить взмахи крыльев, стремительный полёт голубки.
Снежинка пролетела перевал и понеслась вдоль горного склона вниз к заставе.
— Товарищ капитан! Ружьё! Берите скорей ружьё! Бердыклыч! — крикнул Лукашов.
Саша и без бинокля видел, как, хищно изогнув крылья, сокол сорвался с ветки арчи.
— Сынок, быстро ружьё и патронташ! — скомандовал капитан, и Саша во всю прыть пересёк двор заставы, метнулся в дом.
Тут же он выскочил с ружьём, подбежал к отцу.
«Успеет или не успеет?»
Снежинка миновала уже груду валунов на склоне горы. Она будто чувствовала, какие важные сведения несёт в портдепешнике под крылом и как её ждут на заставе.
«Умница! Ну скорее. Ну ещё немного!» — повторял Саша, не замечая, что произносит это вслух.
Но Бердыклыч настиг Снежинку.
Пытаясь его отпугнуть, капитан разрядил оба ствола ружья в воздух.
Поздно.
В воздухе уже закружилась горстка белых перьев — и всё...
Тяжело хлопая крыльями, Бердыклыч понёс свою добычу к перевалу.
Все словно оцепенели. Донесение ефрейтора Мирошниченко и солдата Титова уносил в своих когтях пернатый разбойник.
Саша отвернулся от взрослых и молча плакал, вытирав слёзы кулаками.
Отец подошёл, обнял его.
— Что делать, сынок, — сказал он. — У соколов сейчас такая пора, — выкармливают птенцов. Вот и бьют в воздухе всё живое.
— Его самого надо убить, — сквозь слёзы проговорш Саша.
— По нашим делам — конечно, — согласился отец. — Только не так просто это сделать. Пойди найди, где у него гнездо. Боюсь, что теперь, если Коготок видел, как Бердыклыч сбил Снежинку, на заставу не полетит.
В ту же минуту раздался голос Лукашова:
— Коготок!
Коготок — старый, опытный голубь. Несколько раз прилетал он из таких мест, что никто на заставе и не надеялся увидеть его снова. Уж конечно, Коготок видел, как Бердыклыч расправился со Снежинкой...
Саша надеялся, что Бердыклыч понёс Снежинку себе в гнездо и не заметит второго голубя. Но Бердыклач появился откуда-то сбоку и понёсся на Коготка вдоль склона горы.
Коготок увидел врага вовремя, резко взмахнул крыльями и снизился до самой земли.
Навстречу Коготку бежал Саша. Его обогнали два солдата на лошадях.
Некоторое время не было видно ни голубя, ни сокола ни спешившихся солдат. Наконец над валунами показался Бердыклыч и полетел к перевалу. Голубя в когтях у него не было.
Неожиданно Саша увидел Коготка совсем недалеко от себя. Голубь пробирался между камнями и волочил перебитое крыло, с каждым шагом быстро дёргая маленькой головкой. Саша понял: Коготок теряет последние силы. Голубь заметил мальчика, заворковал.
Саша подбежал, взял его на руки, ощутил в ладонях, как бьётся сердце Коготка. Увидев капли крови на перьях, Саша бережно поддержал раненое крыло, погладил длинный розовый коготь на лапке, за который голубь и получил свою кличку.
— Ну что ты, что ты! Долетел ведь! Долетел! Теперь у своих!
Подбежал старшина Симуков, осторожно приподнял раненое крыло, вскрыл привязанный под крылом портдепешник, достал из него донесение и тут же передал подоспевшему капитану Родионову.
Капитан отдал старшине приказ, куда ехать с резервной группой.
Пограничники ускакали.
Капитан обернулся к Саше:
— Сейчас сменится с поста Лукашов. Отнеси, сынок, Коготка к нему, помоги перевязать. Пусть даст воды и корма.
Саша видел, как отец вошёл в комнату дежурного по заставе, услышал его голос:
— Товарищ подполковник, получено донесение: задержаны два нарушителя — молодой и старый. По-русски не говорят. Я пригласил на заставу майора Ковешникова Якова Григорьевича. Наряды отправил на обратную проработку следа, обследование местности...
Саша отыскал Лукашова, сменившегося с поста на вышке, помог ему перевязать и накормить Коготка, бегом вернулся во двор заставы: не часто бывают на границе такие происшествия, как сегодня. А главное — на заставу приезжает дядя Яша — майор в отставке Яков Григорьевич Ковешников!
НАРУШИТЕЛИ
Едва Саша вышел во двор — ворота заставы открылись и въехала машина, из которой выскочили запылённые и усталые Мирошниченко и Титов, вслед вылезли задержанные ими нарушители — один старый, седоватый, в очень поношенном халате, в круглой войлочной шапочке, другой помоложе, тоже бедно одетый. Оба почему-то в армейских сапогах.
Это были первые настоящие нарушители, которых видел в своей жизни Саша. Он представлял себе нарушителей совсем другими: бородатыми, с выпученными глазами, с автоматами, винтовками, кинжалами. А эти были совсем без оружия и какие-то странные: стояли посреди двора и кланялись всем подряд.
Прошло несколько минут. К заставе подъехала ещё одна машина. Из неё вышел человек в военном обмундировании с погонами майора, в зелёной пограничной фуражке — дядя Яша.
Так уж было заведено: когда надо допрашивать задержанных на их родном языке — вызывают дядю Яшу. Или когда приходят служить на заставу молодые солдаты, Сашин отец — капитан Родионов — обязательно приглашает майора Ковешникова, чтобы рассказал молодым, как раньше служили, поучил настоящему следопытству.
Саша и дядя Яша — большие друзья. И ничего, что Саше восемь лет, а дяде Яше пятьдесят восемь, их дружбе это нисколько не мешает.
Чаще всего дядя Яша приезжал на заставу в гражданской одежде, а сегодня на нём полная майорская форма с погонами и даже с орденскими планками на груди. Пограничная фуражка у майора надвинута на лоб, под козырьком — загорелое горбоносое лицо с глубокими морщинками по обе стороны рта, глаза весёлые, с золотистыми искорками вокруг зрачков.
Глянув в сторону задержанных, дядя Яша потрепал Сашу по рыжеватым вихрам и негромко, так, чтобы не слышали нарушители, спросил:
— Пароль?
— «Следопыт видит всё», — так же негромко ответил Саша.
— «И ничего не боится», — добавил майор. — Здравствуй, Александр Петрович. Вот мы тут разберёмся, что у вас произошло, а потом займёмся и нашими делами.
Саша хотел ответить, что он совсем не торопится, подождёт, но в это время подошёл Сашин отец и по всей форме доложил майору о том, что на участке заставы задержаны двое неизвестных. Дядя Яша поздоровался с ним, подошёл к нарушителям и сказал с немалым удивлением, обращаясь к старшему:
— Клочкомбек! Ты ли это?! Сколько лет мы с тобой не виделись? Двадцать? Или тридцать? А ты опять к нам пришёл? Ну что ж, привет тебе. Рад видеть живым и здоровым!..
Клочкомбек поднял руки к небу и, низко поклонившись, ответил:
— Салам алейкум! Салам алейкум, господин Ковешников! Какой ты теперь большой начальник стал. И выглядишь хорошо.
Переводчик заставы, старший сержант Мухаммедниязов, перевёл их разговор капитану Родионову.
— Ну что ж, Клочкомбек, — сказал дядя Яша, — давай рассказывай, зачем к нам пришёл, покажи, что в своей торбе притащил. Развязывай мешок, вытряхивай товар!
Клочкомбек развязал свой выгоревший на солнце мешок, весь в заплатах, выложил на стол несколько пар галош, свёрток пёстрой ситцевой материи, бурдюк с обжаренной в собственном жире бараниной, несколько десятков куриных яиц. Такой же «товар» был и у второго нарушителя.
— В Ашхабад на базар бежали, хотели мало-мало оборот сделать, — сказал Клочкомбек. — Ай, плохо сделали, лучше бы дома сидели...
— Небогатый магазин у тебя, Клочкомбек, — сказал дядя Яша. — Не думаю, чтобы ты из-за такого товара границу нарушал, жизнью рисковал. А ты что скажешь? Как тебя зовут? Почему через границу пошёл?
— Клочкомбек правильно сказал, — ответил молодой. — Бежали немножко в Ашхабад на базар. Хотели маломало товару продать, купить то, что у нас дорого. Зовут меня Мураддавлет. Я человек бедный. Клочкомбек сказал: «Пойдём, поможешь товар через границу пронести». Я и пошёл...
— У себя бы и продавали свой товар, — сказал майор.— Зачем ситец и галоши, яйца и коурму к нам тащить?! Всё это есть и недорого стоит.
— Мало у нас покупают, — возразил Клочкомбек. — Народ бедно живёт, денег ни у кого нет.
Капитан Родионов и майор отошли в сторону.
— С такой контрабандой, — сказал дядя Яша, — Клочкомбек лет тридцать назад через границу ходил. Тогда у нас, действительно, и галош и ситцу не хватало, с продуктами неважно было. Что-то здесь не то. Не нравится мне эта история.
— Придётся тебе, Яков Григорьевич, — сказал капитан, — проехать вместе с нарядом и задержанными к месту нарушения границы. В наряде-то солдаты молодые были...
— А следопыт должен видеть всё. Так, что ли ? — спросил майор, глянув на Сашу.
Саша ничего не ответил. Как только он услышал, что дядя Яша едет проверять следы нарушителей, он с сильно бьющимся сердцем подошёл к машине и стал у дверцы. В машину под охраной Мирошниченко и Титова посадили Клочкомбека. Мураддавлета оставили на заставе.
Майор Ковешников сел рядом с шофёром. Саша молча взял двумя руками его большую руку и такими умоляющими глазами посмотрел ему в глаза, что дядя Яша не выдержал, обратился к Сашиному отцу:
— Разреши уж, Пётр Иванович, своему сыну со мной съездить ? Поучится настоящей службе, может быть, что сумеет запомнить.
— Балуешь ты его, Яков Григорьевич, — только и сказал капитан. — Смотри, — обратился он к Саше, — от майора ни на шаг и — никакого своеволия: делай всё так, как он скажет.
Саша юркнул в машину и сел на боковое сиденье рядом с ефрейтором Мирошниченко, напротив Клочкомбека.
Было немного страшновато видеть так близко настоящего нарушителя границы, да ещё контрабандиста — то есть человека, который незаконно носит через границу товары. Сашу успокаивало одно: по обе его стороны и напротив заняли места солдаты-пограничники, а рядом с шофёром сидел дядя Яша.
СЛЕДОПЫТ ВИДИТ ВСЁ
Саша впервые так близко видел настоящую границу. Раньше только с вышки в бинокль на неё смотрел, а вот быть совсем рядом ему ни разу не приходилось.
Несколько рядов колючей проволоки, вдоль проволоки тянется распаханная и выровненная бороной КСП — контрольно-следовая полоса, широкая, как дорога. На этой полосе, кто бы ни прошёл, кто бы ни прополз, — обязательно оставит след.
Советский пограничный столб окрашен зелёными и красными поперечными полосами. Наверху столба, на квадратной пластине из нержавеющей стали, отчеканен государственный герб СССР.
А дальше столба и взглянуть боязно: так и кажется, что из-за всех тех деревьев и кустов или из-за обломка скалы с той стороны на тебя смотрят. А деревья и кусты по ту сторону границы такие же, как и здесь. На полях работают крестьяне, что-то пропалывают. Виднеется недалеко от линии границы закордонный пограничный пост с наблюдательной вышкой в виде белого бетонного кубика, поставленного на двух других кубиках.
Дядя Яша приказал Клочкомбеку сидеть в машине, оставил возле него часового — солдата Ручейникова, а сам с Мирошниченко и Титовым пошёл к контрольно-следовой полосе.
— Ответьте мне, почему Клочкомбек и Мураддавлет нарушили границу в наших армейских сапогах ? — спросил он. — Давай-ка, сынок, ты скажи, — обратился он к высокому, быстрому в движениях Мирошниченко.
Тот помолчал, улыбнулся, пожал плечами:
— Потому что наши солдаты в наряд по двое ходят. Нарушители сапоги для того надели, если кто из пограничников увидит следы — подумает: «Наши прошли».
— Правильно. Очень даже правильно, — похвалил дядя Яша. — А теперь давайте рассуждать: откуда у таких бедняков, как Клочкомбек или Мураддавлет, могут быть наши армейские сапоги? Да и зачем они, к примеру, Клочкомбеку, когда он всю жизнь в самодельных чарыках проходил? Я ведь его тридцать лет знаю. Сколько раз к нам в комендатуру попадал. По бедности мы его и не наказывали: задержим, проверим и по приказу погранкомиссара отправляем домой. Какой мы должны сделать вывод?
— Верно. А кто и зачем?.. Чтобы это узнать,поедем сейчас к роднику Шадн-Чишме.— Сапоги нарушителям кто-то дал, — ответил солдат Титов.
— Почему к Шадн-Чишме ? — в один голос спросили Мирошниченко и Титов.
— Потому что родник расположен на вероятном направлении движения в сторону Ашхабада и находится у начала горной расщелины, заваленной обломками скал. Из-за тех скал и наблюдать и отстреливаться хорошо. После перехода границы и быстрой ходьбы нарушителям обязательно захочется хоть немного отдохнуть и запастись свежей водой.
Мирошниченко и Титов переглянулись.
— Альма взяла след неподалёку от родника, — вспомнил Мирошниченко. — Но там мы ничего особенного не заметили.
— Посмотрим ещё раз, — сказал дядя Яша.
Машина проехала несколько километров по бездорожью и остановилась у склона скалистой горы, рассечённой глубоким ущельем, заваленным огромными каменными глыбами. Отсюда, и правда, было удобно и наблюдать и отстреливаться.
Саша невольно поёжился: «А вдруг в ущелье кто есть?»
На этот раз майор приказал выйти из машины и Клочкомбеку.
Саша заметил, как тревожно забегали глаза нарушителя.
Вся группа подошла к выбегавшему из расселины скальы маленькому родничку, вокруг которого росла зелёная трава.
Майор остановил Клочкомбека и солдат в нескольких шагах от родника, внимательно осмотрелся.
И тут Саша увидел, что на влажном песке у самого родничка ясно отпечатался след винтовочного приклада. А у пограничников — автоматы! «Как же так? У нарушителей ведь не было оружия?! Откуда след приклада?» Саша тронул майора за рукав гимнастёрки.
— Дядя Яша! Смотрите! Здесь кто-то был с винтовкой ! — крикнул Саша. — Наверное, дружинники!
— А может быть, и не дружинники, — ответил дядя Яша. — А ты — молодец, — похвалил он Сашу. — Выходит, не зря поехал.
— А вот и другая винтовка здесь побывала, — сказал майор и показал на маленькое круглое углубление в песке — след рукоятки затвора. — Один винтовку на приклад поставил, — пояснил он, — а другой — рядом положил. А чтобы песок в затвор не попал, рукоятку затвора повернул... Где-то неподалёку должны быть и винтовки.
Дядя Яша прошёл вдоль каменистого склона скалы. Возле зарослей ежевики остановился, крикнул:
— Клочкомбек! Иди сюда!.. Вы тоже идите, — позвал он солдат и Сашу.
Когда Саша подошёл, то ничего особенного не увидел: кусты как кусты. Заросли такие, что не продерёшься, сплошные колючки. За кустами под склоном горы — груда камней.
— Покажи рукава своего халата, Клочкомбек, — сказал майор по-курдски.
Смысл его приказа Саша понял по тому, как Клочкомбек послушно протянул ему руки, торчавшие из ветхих, порядком износившихся рукавов.
Майор ловко вырвал нитку из растрёпанного обветшавшего халата Клочкомбека, подозвал всех подойти ещё ближе.
— А теперь смотрите сюда, — сказал он, и Саша увидел на колючке ежевики точно такую же, едва заметную нитку, покачивавшуюся на ветру.
Майор снял нитку с куста, положил на ладонь рядом с той, которую вырвал из драного халата Клочкомбека. Нитки и по цвету и по толщине оказались совсем одинаковыми. Клочкомбек что-то испуганно заговорил... Руки у него затряслись, он стал то поднимать их кверху, призывая на помощь своего аллаха, то прижимать к груди.
— Разбирайте камни! — приказал майор.
Солдаты и Саша бросились выполнять его приказание. Через несколько минут они освободили из-под камней две винтовки и два подсумка с патронами.
Майор что-то сказал Клочкомбеку, тот затряс головой.
— Ну, тогда снимем отпечатки пальцев. Винтовки не трогать, — приказал он пограничникам.
Дядя Яша достал обыкновенную штемпельную подушечку в железной коробке, такие Саша видел на почте, и показал Клочкомбеку, как он должен приложить большой палец к подушечке с краской, а потом к бумаге.
Клочкомбек понял, что ему не оправдаться, и опустил голову.
Неожиданно для всех дядя Яша попросил у него закурить.
Нарушитель вытащил из кармана табакерку-кабачок, высушенную на солнце, с домашним табаком — самосадом.
Майор сделал вид, что недоволен, и Клочкомбек вывернул все свои карманы, показывая, что ничего другого у него нет.
Майор вернулся к месту, где у родника остались следы винтовок, осмотрелся, запустил пальцы в мягкий грунт под кустиком травки и вытащил оттуда смятый окурок тонкой папиросы с золотым ободком на мундштуке.
Клочкомбек увидел окурок, упал на колени, затрясся от страха и стал что-то быстро говорить.
Майор слушал его внимательно. Потом ещё раз осмотрел влажную землю у родника, негромко приказал:
— Ефрейтор Мирошниченко, назначьте здесь пост. К роднику не подпускать никого. Следы осторожно накройте плащпалаткой: необходимо сохранить их до приезда капитана и подполковника. Свяжите меня по радио с заставой. Видимо, придётся нам здесь ещё поработать... А ты, Александр Петрович, — обратился он к Саше, — как только придёт машина подполковника, возвращайся на заставу и жди меня там. Выполняй теперь своё задание.
ЗАДАНИЕ НА ВСЮ ЖИЗНЬ
Серая ящерица замерла на сером камне, и её почти не стало видно, но Саша ещё издали хорошо заметил, где она притаилась.
Он осторожно сделал шаг, другой и тоже замер. Ящерицу теперь стало совсем хорошо видно: глаза у неё прикрыты, кожа на шее пульсирует, рот приоткрыт — ящерица дышит, ей, так же, как и Саше, жарко.
Только он хотел прыгнуть и схватить ящерицу, она мгновенно юркнула в расселину.
Саша взобрался на камень и осмотрелся. С самой вершины сопки ему хорошо была видна внизу застава, освещённая жарким туркменским солнцем, а между сопками — извилистая просёлочная дорога, по которой должен был вернуться дядя Яша.
«Зачем он остался у родника? Куда поехал отец с комендантом погранучастка подполковником Юдиным? Где все солдаты, которые обычно отдыхают днём в казарме после ночных нарядов? И что вообще происходит сейчас на границе ?»
Саша знал: застава на усиленной охране, у каждого есть важное и ответственное дело. Одного его только никуда не взяли, и дядя Яша всё не едет!..
Саша спрыгнул с камня и увидел, что по тропинке, которая вела от заставы к пограничной вышке на сопке, катит свой шар жук-навозник: передними лапками упирается в землю, а задними толкает и катит его. Трудиться всё время вниз головой ему, наверное, неудобно, но иначе он не умеет.
«Интересно, куда он его катит? Где дом жука? И какие у них бывают дома?» Саша никогда не видел, где живут навозники, и поэтому пошёл за жуком.
Но в это время жук сбился с тропинки, закатил шар в высушенную солнцем траву, стал бегать вокруг него, натыкаться на сухие стебельки. Он перевернулся на спину и никак не мог встать на лапки, словно делал физзарядку.
Саша взял палочку, перевернул жука спинкой вверх и выкатил его шар на тропинку. Обрадованный жук снова принялся за свою нелёгкую работу.
В это время донеслось настойчивое жужжание.
Саша оглянулся и увидел на высохшей под солнцем земле огромную чёрную с жёлтым осу. Оса бегала по одной линии вперёд и назад и для чего-то рыла норку.
Сначала Саша решил, что самое лучшее убежать от осы подальше: возьмёт и хватит жалом под глаз. Но любопытство пересилило, Саша подошёл поближе. Даже издали он рассмотрел, что осе сейчас не до него, настолько она была занята своим делом.
Саша опустился на корточки и стал наблюдать.
Оса с жужжанием вгрызалась в землю, оттаскивала лапками мелкие и крупные комочки и скоро уже стала скрываться в вырытой ею норке, сначала до половины, а потом и совсем.
Несколько раз она выбегала наружу, вытаскивала мешавшую ей землю, потом скрылась довольно-таки надолго.
Но вот оса вылетела из норки, и Саша решил, что больше её не увидит. Ничуть не бывало. Оса тут же появилась снова и принесла в лапках большую зелёную гусеницу. Быстро и ловко она затолкала гусеницу в норку, закрыла вход комочками земли и тут же принялась рыть другую норку.
Дядя Яша всё не ехал. Но теперь Саша повеселел. У него было что рассказывать: о ящерице, о жуке-навознике и об осе. Всё это входило в то задание, которое ему дал майор.
«Стать следопытом совсем просто, — говорил не раз дядя Яша. — Для этого необходимо быть внимательным. Стать же настоящим следопытом-пограничником совсем не просто, потому что внимание требуется каждый день, каждый час и каждую минуту...»
В этом Саша и сам убедился: сумеет следопыт за осой пронаблюдать, значит, сумеет на кусте ежевики шерстинку из халата Клочкомбека увидеть. И не только увидеть, а и понять, почему она здесь.
Всё-таки Саше было очень приятно, что отпечаток приклада винтовки у родника он заметил и что дядя Яша его за это похвалил...
Только он подумал о дяде Яше, как до его слуха донёсся шум мотора и у ворот заставы в облаке пыли остановился «ГАЗ-69», из которого вышел дядя Яша. Сколько раз было так: стоит подумать о каком-нибудь человеке, а вот и он сам, этот человек!
И Саша во всю прыть припустился по тропинке к заставе.
Когда он вбежал во двор, майора Ковешникова уже обступили со всех сторон солдаты, которые только что вернулись из нарядов или дежурили по заставе. Тут же был и старшина Симуков. Всем хотелось поскорее узнать, как удалось разоблачить Клочкомбека, на чей след напал майор, когда нашёл у родника окурок.
Но сегодня майор не собирался ничего рассказывать.
— Пока что поиск не закончен, товарищи, — сказал он. — Начальник заставы будет делать разбор, тогда и узнаете. А сейчас давайте спросим вот у Александра Петровича, что он сегодня увидел и что запомнил.
— Ничего особенного, товарищ майор, — ответил Саша.
Ему так же хотелось расспросить дядю Яшу обо всём, но он знал, что пограничникам лишних вопросов не задают. И Саша коротко рассказал, как хотел поймать ящерицу, а потом увидел жука-навозника и чёрную осу.
Кто-то из солдат рассмеялся. Старшина Симуков пожал плечами: дескать, нашёл о чём говорить. Но дядя Яша вполне серьёзно выслушал Сашин рассказ.
— В норку она яички положила, — сказал он. — А гусеница пойдёт на корм её будущим деткам... Вход в норку она запечатала? Дверь за собой закрыла?
— Запечатала, товарищ майор. Это я точно видел, — обрадованно ответил Саша.
— Обязательно запечатает, — подтвердил майор, — чтоб никто её деток не нашёл, пока они гусеницу не съедят. А когда вырастут, сами кому хочешь отпор дадут.
Старшина Симуков смотрел и улыбался. Майор заметил эту улыбку и неожиданно спросил:
— А скажи, пожалуйста, старшина, сколько у тебя на заставе серых лошадей, а сколько карих и белых?
— Зачем это вам? — спросил старшина, явно выигрывая время, чтобы посчитать в уме.
— Нет, вы сразу скажите, — потребовал Саша.
— Ты, что ли, скажешь? — спросил старшина.
— Скажу. Шесть серых и четыре белых: Орлик, Диана, Лютик и Прогресс. Остальные карие, — выпалил Саша.
— Погоди, подсказывать уговора не было, — остановил его майор.
— А зачем мне их по масти считать ? — сказал старшина. — Главное, чтоб все налицо и здоровы были.
— Незачем, говоришь ? — спросил дядя Яша. — А вот наш общий друг, следопыт Амангельды, иначе думает... Был я как-то у него. Сидим, чай пьём. Дочка Аксолтан в тамдыре чуреки — хлебные лепёшки — печёт. Амангельды меня спрашивает: «Сколько чуреков насчитал?» А я и не думал о чуреках. «Шесть или семь, — говорю. — Зачем мне их считать?» Амангельды смеётся: «А если диверсантов встретишь, тоже не будешь считать ? Чурек — хлеб, стрелять не будет. Диверсант — будет. Ай, скажешь, как много диверсантов! Шесть или семь! Надо их поймать! Поймал шесть или семь, а восьмой — бух в спину из винтовки: зачем, скажет, меня не посчитал?..»
— Так что ж это, — спросил Мирошниченко, — следопыт всю жизнь всё, что видит, хочешь не хочешь, должен подмечать ?
— Сначала «хочешь не хочешь», — ответил майор, — а потом так понравится, что само собой всё получаться будет. Зато в любом деле будет у тебя в руках такая точность, что самая малость мимо внимания не пройдёт...
— Ну ладно, — сказал дядя Яша, — у вас дела, и у нас с Александром Петровичем дела.
Майор обнял Сашу за плечи.
Солдаты переглянулись.
— А что вы думаете. Идём вот с ним сегодня в наряд на границу.
— Настоящую ? Того диверсанта ловить ? — У Саши даже дыхание захватило.
— Конечно, настоящую. А насчёт диверсанта — как посчастливится. Не мы, так другие наши солдаты его обязательно поймают. Так что беги сейчас домой, проверь оружие, собери вещмешок и жди команду. Будешь поддерживать связь вот с ефрейтором Мирошниченко и рядовым Титовым, вместе идём.
Саша вбежал по лесенке на террасу дома начсостава, распахнул дверь в свою квартиру:
— Мама? Где мой вещмешок? Давай собираться скорей! Дядя Яша берёт меня и Мирошниченко с Титовым на границу!
Мама гладила бельё. Она и не подумала бросать работу, искать Сашин вещмешок, а только спросила:
— А Мирошниченко и Титову тоже мама вещмешок ищет?
Саша от досады на себя даже рукой махнул:
— Тьфу ты, — сказал он, — это я по привычке...
Вещмешок оказался за дверью в кухне. Саша достал его и проверил, всё ли там приготовлено к походу? Компас, соль, спички, котелок... Потом проверил своё богатство: двух огромных жуков, таких больших, что каждый помещался только в одном спичечном коробке. Зубчатые жвала у этих жуков способны были и палец прокусить. Слетаясь вечером под электрический фонарь во дворе заставы, эти жуки с грозным гудением, словно самолёты, поднимались в воздух, прятались в листве деревьев.
Саша жуков с собой не взял. На границу берут только необходимое. Не взял он и короткого толстого сарачука, похожего на кузнечика. Оставил дома и засушенную цикаду, похожую на муху с трёхкопеечную монету величиной. Захватил только самодельный автомат и подсумок со стреляными гильзами.
В карман сунул пистолет и к нему ленты пистонов.
— Мама, где мой лыжный костюм? Ты брала его стирать?— спросил Саша.
— В шкафу на третьей полке. Твой костюм второй снизу.
— А носки? Ты тоже брала их в стирку.
— В туалетном столике, в ящике слева. Твои на самом верху.
Саша в одну минуту отыскал и носки и вдруг поразился одной простой мысли: оказывается, мама всё знала, где что лежит, и отвечала не задумываясь. Саша решил проверить, так ли это?
— А где папин патронташ?
— На стене, где и ружьё, — тут же ответила мама.
— А охотничий нож?
— В правом верхнем ящике папиного стола.
Саша проверил: всё было точно.
— А утюг?
Утюг был у мамы в руках, и это заставило её насторожиться.
— Зачем это вам утюг на границу ? — спросила она.
— А затем, мамочка, — Саша подбежал и обнял её, — что ты у нас настоящий следопыт!
— Отстань, пожалуйста, — смеясь, сказала мама, — в своей квартире нетрудно быть следопытом. Клади всё на место, ничего не будешь искать.
Саша, конечно, знал, что такое «клади на место». Но одно дело, когда другие говорят, и совсем другое, когда сам это поймёшь.
— А как это «клади на место» ? — спросил он.
— Как отец кладёт, — ответила мама. —- У него каждая вещь на своём месте, и никогда он ничего не ищет.
Это была истинная правда. У отца всё лежало по разделам: в верхнем ящике стола — всё, чтобы писать. Во втором — чтоб рисовать и чертить: краски, тушь, готовальня. В третьем — всё для рыбалки. В тумбочке — фото-мотоохота. В одном отделении шкафа — военная одежда, в другом — гражданская. Порядок постоянный и очень удобный. Отец никогда и ничего не искал и всегда говорил: «Чтобы положить вещь на место, надо несколько секунд, не больше полминуты. А если не знаешь, где лежит, и полчаса, и час ищешь, а то и совсем не найдёшь...»
Саша только захотел проверить себя, помнит ли он, где у него что лежит, как в дверь постучали, вошёл дежурный и сказал, что майор Ковешников и солдаты Мирошниченко с Титовым ждут его в наряд на границу.
ПОГРАНИЧНАЯ НОЧЬ
Они поднялись по тропинке на сопку, выбрали место немного ниже гребня, чтобы не маячить на фоне звёздного неба.
Дядя Яша и Мирошниченко захватили с собой шинели. Саша и Титов — куртки.
Все четверо расположились неподалёку от гребня сопки, стали «слушать» границу.
У Саши гулко колотилось сердце: так и казалось, что вот-вот появится целая банда нарушителей, таких, как Клочкомбек и Мураддавлет, а то и гораздо опаснее их, а оружия у наряда — только карабин, который прихватил с собой дядя Яша, да два автомата у пограничников.
Тёмные зубчатые вершины гор казались чёрными на фоне ночного неба. Ярко горели звёзды. Саша отыскал ковш Большой медведицы, проследил за направлением двух крайних звёзд, отложил мысленно пять расстояний между ними, отыскал Полярную звезду — главную звезду ночного неба. Саша уже знал, что если повернуться лицом к Полярной звезде, впереди будет север, сзади — юг, справа — восток, слева — запад, как на географической карте.
Саша определил своё положение по странам света, проверил, откуда дует ветерок. Ощущал он его правой щекой. Значит, ветер дул с северо-востока.
Неожиданно для себя он ясно увидел, что по косогору идут люди. Глянул на сидевших рядом Мирошниченко и Титова. Те тоже заметили движущиеся фигуры. Мирошниченко выставил вперёд свой автомат и хотел было оттянуть назад рукоятку затвора.
Дядя Яша остановил его:
— Гули-кон — «Телячий цветок» — ветром колышет. Я сам сколько раз метёлки гули-кона за людей принимал...
«Тьфу ты, — подумал Саша, — как это они не узнали гули-кон ?»
Но Саша тут же заметил, что сам майор осторожно снял затвор карабина с предохранителя и пригнулся у камня, всматриваясь в темноту.
Саша тоже прислушался, но ничего особенного не услышал. Он улавливал лишь едва различимый шорох пересыпающихся песчинок, тонкий посвист ветра в сухой траве.
Вдруг до слуха его долетело словно шаркание подошв по камням.
Саша оглянулся: и у Мирошниченко и у Титова лица напряжены. Даже дядя Яша всем своим видом выражал внимание.
— Оставайтесь здесь. Ни в коем случае без моей команды не стрелять! — приказал майор, а сам по-пластунски, удивительно проворно скользнул в темноту.
Снова донеслось шаркание подошв по плитняку.
Саша похолодел: на фоне звёздного неба появилась сначала одна голова в каске, затем другая.
Ни за что на свете Саша не смог бы сейчас двинуть ногой или рукой. Дыхание захватило. Сердце забилось так гулко и часто, что сразу стало жарко.
«Почему никто не стреляет?»
Мирошниченко и Титов тоже замерли и чего-то ждали. И тут Саша вспомнил, что майор строго-настрого приказал без его команды не стрелять, но было совершенно ясно: впереди — враги!
Из ущелья донёсся дикий рёв.
Саша вздрогнул и неожиданно для себя, то ли от прохлады, то ли от испуга, стал икать. А всего минуту назад ему было жарко.
Рёв повторился.
Послышался шорох осыпающихся с откоса камней, цокот козьих копыт.
Саша понял, ревел леопард. А что если леопард нападёт? Успеют ли выстрелить Мирошниченко и Титов? И куда это запропастился дядя Яша?
Снова донеслось негромкое шарканье подошв по камням, и теперь Саша совершенно ясно увидел головы диверсантов в военных касках, появившихся чёрными силуэтами на фоне звёздного неба.
Пот снова выступил на лице и на шее Саши. Видимо, не лучше себя чувствовали и молодые пограничники: оба тяжело дышали, еле слышно о чём-то переговаривались.
«Что делать? Где дядя Яша? Не попал ли он в лапы нарушителей? Как его спасти? Как самим встретить врага?» А уж то, что враги перед ними, это точно: каски Саша своими глазами видел. «Справятся ли Мирошниченко и Титов с нарушителями? Сколько их? Да где же дядя Яша?»
Неожиданно, совсем рядом, в каких-нибудь десяти-пятнадцати шагах от них, кто-то стал чиркать спичками, и, как спасение, донёсся спокойный и неторопливый голос дяди Яши:
— А ну-ка, сынки, давайте сюда. Можно в рост.
Пограничники и Саша, удивлённые и обрадованные, поднялись, медленно подошли к майору. В ногах покалывало, словно иголками. Не верилось, что никого и ничего не надо бояться.
— Черепахи прогуливались,—сказал майор и снова стал чиркать спичками. — Сколько раз обманывали: шуршат панцирями по камням, ну точно кто идёт. Вон отступают форсированным маршем.
Мирошниченко осветил косогор следовым фонарём и выхватил лучом света двух крупных черепах, проворно уходивших к расщелине. Обе очень походили на перевёрнутые глубокие миски или военные каски.
— Вот они, черепашьи следы, — сказал майор. — Здесь были. А наблюдателю вроде головы видны, то появятся, то исчезнут. Когда по плитняку идут, панцирями задевают, от мелких камешков чёрточки остаются.
— Дядя Яша, а можно нам вот так: фонарём и спичками ? — с опасением спросил Саша.
— Сейчас можно. Я уж и сам подумал, откуда здесь люди? А тут леопард заревел. Это он с досады, добычу упустил. Разозлился и поднял рёв. Потом камешки посыпались. В лощине «фырк-фырк» — и снова тишина. Ну, думаю, раз здесь звери, значит, людей рядом нет. Слышали? Шарахнулись козлы от леопарда, и опять — спокойно: ходят щиплют траву. Ветер от них в нашу сторону дул. Пока мы не зашумели, нас они и не чуяли. От леопарда и барса козлы далеко не уходят, а вот когда людей почуют — выстроятся гуськом, и пошёл, и пошёл... За несколько километров уматывают...
Майор неожиданно умолк, сделал предостерегающий жест.
Все замерли.
Дядя Яша лёг, прижавшись к земле. Точно так же прилегли и остальные.
Было тихо.
Саша лежал и слушал эту притаившуюся тишину... Пока он ничего не слышал. Тянуло предрассветным ветерком, коленям было жёстко и холодно.
Чернота ночи стала уже синеть, откуда-то издали донёсся шум осыпающейся по откосу щебёнки. Послышался свист крыльев. Стая каких-то птиц спустилась неподалёку.
Дядя Яша кашлянул, птиц как ветром сдуло. Донеслись их тревожные голоса: «Тиу, тиу, тиу»...
— Кеклики — горные курочки, — сказал дядя Яша. — Слышали, как они от нас? С разговорами... Так вот сидишь в секрете и слушаешь: молча перелетают курочки — от зверя спасаются, с разговорами — от человека. По перелёту курочек и поведению козлов и движение нарушителя определяешь...
У Саши всё меньше оставалось страха и в то же время надежды, что вот-вот появится настоящий нарушитель и он, Саша, совершит какой-то очень удивительный геройский подвиг.
— Дядя Яша, а мы... на настоящей границе? — спросил он.
— Конечно, — ответил майор. — Здесь на много километров граница.
Саша осторожно провёл рукой по прикладу карабина, который держал перед собой дядя Яша. Рука притормозилась. Значит, уже выпала роса, наступал рассвет.
Всё отчётливее виднелось на гребне сопки то место, где ещё недавно возились в темноте черепахи. Теперь там ничего таинственного не было — обыкновенные камни, обыкновенный плитняк.
Саша поднял голову. Звёзды гасли одна за другой. Осталось их на небе совсем мало. Лишь в западной части небосвода ярко горело несколько созвездий.
На востоке небо стало как бы отделяться от гор. За скалистыми вершинами разливалась заря.
— Ну вот и закончился наш наряд, — сказал дядя Яша, — пора на заставу: капитан Родионов будет сегодня проводить разбор поиска.
— А он разве уже закончился ? — с удивлением спросил Саша. — Я думал, того диверсанта, который у родника папиросу курил, ещё не поймали.
— Поймать-то поймали, — ответил дядя Яша. — Только не худо было проверить, не придёт ли кто-нибудь ещё. Вот мы и проверяли...
— А поймали-то его как ? — спросил Мирошниченко.
— А вот вернёмся на заставу, и узнаете.
СЕМЬ ГВОЗДИКОВ
На разбор и обсуждение, как прошёл поиск, Сашу не взяли: надо самому быть солдатом, служить на границе, чтобы участвовать в таких разборах.
— Ты, Александр Петрович, не огорчайся, — сказал ему дядя Яша. — После разбора я тебе знак подам, рукой махну, ты и приходи. А с отцом твоим, думаю, мы договоримся.
Саша сидел в своей комнате у открытого окна и не отрываясь смотрел на беседку, где собрался весь свободный от нарядов личный состав заставы.
«Всё-таки, о чём они там говорят?»
Наконец из-за листьев винограда показалось лицо дяди Яши, вот он махнул рукой, и Саша пулей вылетел из комнаты, побежал к беседке. Но подошёл он к собравшимся на обсуждение поиска тихо, потому что дядя Яша уже начал говорить. Саша молча посмотрел на отца, взглядом спросил разрешения присутствовать. Отец улыбнулся, так же молча кивнул, и Саша сел на край скамейки, внимательно прислушиваясь к тому, что говорил дядя Яша.
—...Этот пример нам ясно говорит, — продолжал дядя Яша, — что главное наше оружие — бдительность. Пограничник, как разведчик, должен уметь видеть всё... Клочкомбек понял: дело худо, раз отпечатки пальцев берут, отпираться не стал. А когда окурок увидел, рассказал всё.
«Был, — говорит, — человек. За то, что через границу его переведём, ещё дома денег дал. Нам приказал сапоги надеть, какие советские солдаты носят, и его следы топтать, чтобы след в след шли. Ну вот мы и топтали, пока через границу не перевели».
Спрашиваю Клочкомбека: «Как одет, где расстались, давно ли?»
«Давно расстались, — говорит. — Далеко. Сейчас не найти».
«Врёшь, — говорю. — Давность следа от того места, где вы сидели — не больше часа. Веди туда, где он с вами рассчитался, а дальше один пошёл»... Ну, Клочкомбек видит, делать нечего. Повёл нас ущельем, по камням да по камням... Где уж там след найти, ни одного отпечатка — главный нарушитель тоже не лыком шит. Больше часа идём, никаких признаков. Останавливаем Клочкомбека. «Ты нас обманул, — говорю, — молись своему аллаху». Сам затвором винтовки щёлкаю. Он на колени: «Начальник, такие хромовые сапоги у него, как ваши офицеры носят, только не новые: на каблуках косячки подбиты».
— Вот и вся история, — сказал майор, — косячки эти и оказались той самой главной приметой.
— Товарищ майор, разрешите вопрос ? — Мирошниченко поднял руку. — Всё-таки не очень понятно мне... Мало ли военных ходит в отремонтированных сапогах. Как же вы именно по этим косячкам нарушителя нашли?
— Так ведь его косячки были маленькими гвоздиками подбиты, — ответил майор. — Мы к роднику-то вернулись и эти гвоздики посчитали: на правом каблуке — три гвоздика, на левом — четыре. И всего-то семь гвоздиков...
После разбора, когда уже строился боевой расчёт, Саша улучил минуту и подошёл к майору:
— Дядя Яша, — спросил он, — как же ты отпечатки этих гвоздиков у родника рассмотрел? Мы ведь тоже все были и ничего не увидели.
— Смотреть будешь хорошенько, и ты увидишь, — сказал дядя Яша. — Сейчас нам всем надо особенно хорошо уметь смотреть.