Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

 

ПЕТУШОК И БОБОВОЕ ЗЕРНЫШКО

(русская народная сказка)

 

Худ. Б. МалинковскийХуд. Б. МалинковскийЖили-были петушок и курочка.

Петушок всё то­ропился, всё торопился, а курочка знай себе приговаривает:

— Петя, не торопись, Петя, не торопись.

Клевал как-то петушок бобовые зёрнышки да второпях и подавился.

Подавился, не дышит, не слы­шит, словно мёртвый лежит.

Худ. Б. МалинковскийХуд. Б. Малинковский

Перепугалась курочка, бросилась к хозяйке, кричит:

— Ох, хозяюшка, дай скорей маслица, петушку горлышко смазать: подавился петушок бобовым зёр­нышком!

Бросилась курочка к корове.

— Беги скорей к коровушке, проси у неё молока, а я ужо собью маслица.

Худ. Б. МалинковскийХуд. Б. Малинковский

— Коровушка, голубушка, дай скорей молока, из молока хозяюшка собьёт маслица, маслицем смажу петушку горлышко: подавился петушок бобовым зёрнышком.

— Ступай скорей к хозяину. Пусть он принесёт мне свежей травы.

Бежит курочка к хозяину.

— Хозяин, хозяин! Дай скорей коровушке свежей травы, коровушка даст молочка, из молочка хозя­юшка собьёт маслица, маслицем я смажу петушку горлышко: подавился петушок бобовым зёрнышком.

Худ. Б. МалинковскийХуд. Б. Малинковский

— Беги скорей к кузнецу за косой.

Со всех ног бросилась курочка к кузнецу.

— Кузнец, кузнец, дай скорей хозяину хорошую косу. Хозяин даст коровушке травы, коровушка даст молока, хозяюшка даст мне маслица, я смажу пе­тушку горлышко: подавился петушок бобовым зёр­нышком.

Кузнец дал хозяину новую косу, хозяин дал ко­ровушке свежей травы, коровушка дала молока, хо­зяюшка сбила масло, дала маслица курочке.

Смазала курочка петушку горлышко.

Бобовое зёрнышко проскочило.

Петушок вскочил и во всё горло закричал: «Ку-ка-ре-ку!»

 

Худ. Б. МалинковскийХуд. Б. Малинковский

 

 

 

КАПУСТНЫЙ ЛИСТ

(Е. Бехлерова) 

Худ. М. УспенскаяХуд. М. УспенскаяНёс зайчик лист капусты. Лист был боль­шой, круглый, и зайчик шёл и радовался:

— Ну и позавтракаю же я на славу!

Вдруг он услышал жалобный писк. Это воробы­шек лежал под кустом: злой мальчишка подшиб его камнем.

— Пить, пить,— стал просить воробышек.

Зайчик недолго раздумывал. Он сразу побежал к реке, принёс воды в капустном листе и напоил раненого воробья.

«Ну, а сейчас-то я наемся до отвала, до дома уже рукой подать»,— подумал зайчик и пошёл дальше.

А в это время хлынул дождь.

«Подумаешь, дождь! Не боюсь тебя!» — сказал зай­чик и припустил со всех ног домой.

И снова его кто-то тихонько окликнул:

— Зайчик, спаси!

Это бабочка лежала в траве.

— Если дождь намочит мне крылья, я не смогу взлететь.

— Иди под зонтик! — сказал зайчик и поднял ка­пустный лист над бабочкой. И даже сам под ним поместился.

Худ. М. УспенскаяХуд. М. УспенскаяДождь скоро прошёл.

Бабочка сказала спасибо и улетела, а зайчик взял свой лист и побежал даль­ше. Но едва он подошёл к реке, как увидел в воде полевую мышку. Она еле держалась за тонкую ве­точку, и вода уже захлёстывала её.

«Пожалуй, утонет...» — подумал зайчик. Недолго думая, кинул свой лист в воду.

— Вот тебе лодка, спасайся!

Мышка взобралась на лист и приплыла к берегу.

— Спасибо тебе, зайчик! — сказала она и убежала.

А тем временем капустный лист подхватило те­чением, и он уплыл, издали похожий на зелёную круглую лодочку.

— Эх, уплыл мой завтрак! — воскликнул зай­чик.— Ну ничего, зато я напоил воробышка, спрятал от дождя бабочку и спас полевую мышку.

 

 

 

ДВА ПРИЯТЕЛЯ

(Е. Бехлерова) 

Худ. М. УспенскаяХуд. М. УспенскаяУтёнку Кряку очень захотелось иметь хороше­го, верного друга.

— А каким должен быть твой друг? — спросил пе­тушок Рубинек.

— Верный друг — это такой: если на меня нападёт волк, то друг меня защитит.
— А если на твоего друга нападёт волк или дру­гой зверь?

— Тогда я его защищу!

Потом утёнок Кряк подумал и сказал:

— Знаешь, Рубинек, я буду твоим другом. Хочешь?

— Хочу. И ты не бросишь меня никогда?

— Никогда! А если найду в воде вкусного червя­ка, поделюсь с тобой.

— А я, если найду в земле хорошее зёрнышко, принесу тебе!

И вот всюду стали ходить вместе петушок Руби­нек и утёнок Кряк.

Однажды утром, рассказывая друг другу разные интересные истории, они шли по полю. И вдруг из будки выскочила огромная собака. Залаяла и погналась за приятелями — пыль столбом поднялась по дороге. Бежала она за ними до самого пруда.

Кряк первый увидел воду.

— Спасены! — крикнул он и — бултых в воду!

А петушок? Петушок-то плавать не умел. Напала на него собака и потрепала как следует.

Когда собака вернулась в будку, Кряк уже вы­шел из воды и отряхивал пёрышки.

— Ах, утёнок, утёнок, а ещё хотел защищать ме­ня от волка...— сказал ему петушок.— Разве так друзья поступают?

Застыдился Кряк.

— Прости меня, Рубинек! Но эта собака была та­кая свирепая, что я совсем голову потерял от страха. Но зато в другой раз...

Снова стали дружить Кряк и Рубинек. И вот од­нажды снова напала на них собака. Снова поднялась пыль столбом. Дыбом встали на петушке перья, а утёнок, захлопав крыльями, побежал наутёк.

Добежали они до изгороди.

— Спасены! — закричал петушок, мигом взлетев на изгородь. А оттуда и крыша недалеко. Тут уж собака его не тронет!

А утёнок? Утёнок-то взлететь на изгородь не мо­жет. Настигла его собака, потрепала порядком и убе­жала обратно в будку. А петушок слетел с крыши.

Утёнок покачал головой:

— От волка хотел меня спасти, а сам...

Устыдился Рубинек:

— Ах, эта ужасная собака! Я совсем голову поте­рял от страха. Но уж в другой раз...

Кто знает, может, в другой раз Кряк не бросится спасаться в воду, может, петушок не взлетит от страха на крышу, может, и правда, они окажутся настоящими друзьями, помогут друг другу?

 

  

ГОСТИ МЫШКИ ТИХОНОЖКИ

(Е. Бехлерова) 

Худ. М. УспенскаяХуд. М. УспенскаяМышка Тихоножка убрала свою квартирку. Поставила на стол вазу с цветами.

— Надо спешить, скоро придут гости,— сказала она и заглянула в кастрюльки.

И вдруг: тук, тук...

— Это я, ёжик...— отозвался кто-то за дверью.

— Входи, ёжик! — пригласила мышка.

Но как войти? Норка такая маленькая! Голова и передние лапы ёжика уже в норке, а всё остальное не помещается.

— Я немного потолще тебя, мышка...— объясняет ей ёжик.

Тихоножка расстроилась, но только на минутку. Тотчас же она нашла выход из положения.

— Подожди, ёжик, я расширю свою квартиру!

И начала быстро-быстро копать землю лапками, пока норка не стала побольше.

Ёжик вошёл и, довольный, уселся за стол.

—  Сейчас в квартире стало больше воздуха, когда вход расширился,— обрадовалась мышка.

Она выглянула в окошко.

— О, зайчик идёт!

Худ. М. УспенскаяХуд. М. Успенская

Зайчик заглянул в норку, сунул туда морду и передние лапки.

— Входи, зайчик! — пригласила Тихоножка.

Но ёжик сразу понял, что зайчику не войти.

— Ты немножечко потолще меня,— сказал он и хотел втащить гостя за лапы. Не помогло.

А мышка уже рыла лапками землю у входа.

— Помоги мне, ёжик...

Копали, копали, пока зайчик не смог войти в нору.

Мышка угощала гостей малиновым соком, спра­шивала о здоровье.

А перед норкой — тук, тук...

— Здравствуй, медведь!

Медведь просунул свою голову и оглядел норку.

Хоть и был он самым маленьким сыном у мамы-медведицы, но для его круглого брюшка нужен был более широкий вход.

Принялись за работу ёжик и мышка. Немного ис­пачкали медведю нос землёй, но зато какая была радость, когда он, наконец, уселся за стол и вместе с остальными мог выпить соку!

Мышка уставила весь стол блюдами. Она принес­ла кастрюльки, из которых очень вкусно пахло. Она суетилась, подсовывая каждому гостю то, что он больше всего любит.

Когда часы пробили позднее время, гости стали прощаться.

Тихоножка осталась одна. Она перемыла все блю­да и кастрюльки. Немного усталая, села она, огля­делась вокруг и заломила лапки.

Худ. М. УспенскаяХуд. М. Успенская

— Какой в моей норке огромный вход! — крикну­ла она, испугавшись.

Утром, когда она вышла из квартирки, она встре­тила своих гостей.

— Очень приятно было у тебя вчера, мышка,— сказал медведь, а ёжик кивнул головой.

— Да, конечно,— поддакнул зайчик, — только нор­ка у Тихоножки...

Все посмотрели на норку.

— Ах, каждый кот войдёт теперь туда с лёг­костью! — воскликнул ёжик.

Медведь заглянул внутрь.

— Знаешь, Тихоножка,— посоветовал зайчик,— пой­дём поищем новую норку.

Зайчик лучше всех понимал, что мышка будет бояться жить в норке с таким огромным входом.

— А сюда будешь приглашать гостей,— сказал медведь, которому вчера у мышки очень понрави­лось варенье.

 

  

ЛЯГУШАТА В КРАСНЫХ ШЛЯПКАХ

(Е. Бехлерова) 

Худ. М. УспенскаяХуд. М. УспенскаяВ одном болоте жили-были два лягушонка.

Как-то раз один из них поглядел вокруг и вздохнул.

— Ты о чём? — спросил его другой.

А первый ответил:

— Трава зелёная, вода зелёная, камыши зелёные... Даже плащики на нас и те зелёные. Какая скука!

— Правда, — сказал второй лягушонок и тоже вздохнул. А потом вспомнил:— А у божьих-то коро­вок курточки красные да ещё с чёрными крапинка­ми. Вот счастливые!

Но долго вздыхать лягушата не умели. Они мигом написали приглашение, которое повесили на старой вербе у края болота.

А в приглашении было сказано:

Всех, кто носит красное платье,
Красный галстук,
Красный халатик,
У кого есть красный беретик
Или хотя бы
Красный жилетик —
Всех зовём мы в гости. С поклоном,
Два лягушонка — оба в зелёном. Ква!

Не прошло и минуты, как из лесу прилетели два дятла, оба с красными хохолками.

Они увидели приглашение и застучали длинными носами — тук-тук-тук... Можно к вам?

Один сказал:

— У меня красный хохолок на макушке!

Другой прибавил:

— И у меня тоже.

— Милости просим! — закричали лягушата, встре­чая дятлов.

А потом пришли божьи коровки в красных кур­точках с чёрными крапинками, явились красные ма­ки с пышными воротниками. И, наконец, из лесу по­жаловали важные мухоморы. А у них не шляпы — загляденье!

Худ. М. УспенскаяХуд. М. УспенскаяИ красиво же стало на зелёной полянке возле зелёного болотца.

А старая жаба, сидя под зелёным листом, серди­то ворчала:

— Вр-р-редная затея! Не будет от неё пр-р-року... Не будет пр-р-року.

Но лягушата её не слушали и лишь приговари­вали:

— Ах, мне бы такую курточку, как у божьих ко­ровок!

— Нет, лучше всего шляпу мухомора!

Услышав это, мухоморы с важностью сказали:

— Что ж, мы можем одолжить вам свои шляпы. Но ненадолго!

Лягушата очень обрадовались, нахлобучили на го­ловы мухоморовы шляпы и давай прыгать, скакать, веселиться на зелёной траве, у зелёного болотца.

А по соседству, на лугу, жил аист. Он смотрел и удивлялся: что же такое делается на болоте? А не пойти ли взглянуть?

И он зашагал, высоко поднимая свои длинные-предлинные ноги.

А лягушата-то и знать не знали, какая им грозит беда. Они всё плясали да плясали в красных шляпах.

Аист подошёл ближе. Ещё ближе. Совсем близко.

— Кле-кле-кле! — забормотал он себе под нос.— Так это лягушата в красных шляпах! Сейчас я их проглочу.

И, поднимая то одну ногу, то другую, он пошёл прямо на них. Тут-то лягушата его увидели.

— Ай! — закричал один и — шмыг в зелёные ка­мыши.

— Ай! — закричал второй и тоже —шмыг под зелё­ный лист.

Но аист всё равно их видел. Он пел весёлым го­лосом:

Лягушата, я вас вижу!
Я всё ближе, ближе, ближе!

Тут-то старая жаба закричала глупым лягушатам, которые совсем растерялись от страха.

— Скор-р-рей... Скор-р-рей долой мухомор-р-ровы шляпы!

Теперь-то лягушата послушались старую жабу. И, скинув с себя красные шляпы, остались в своих зелёных плащиках.

Потом — шмыг — один под зелёный лист, другой — в зелёные камыши, и оба сидят, не шелохнутся.

Худ. М. УспенскаяХуд. М. Успенская

Аист смотрит и удивляется. Что за история? Где же оба лягушонка? Шляпы — вот они, лежат на тра­ве. А лягушата?

А лягушата были рядом. Они поглядывали на аиста: один из-под листа, другой из камышей. Оба в зелёных плащиках.

И кругом всё зелёное-зелёное. Где там аисту разобраться, куда делись зелёные лягушата. И вернул­ся аист обратно на свой луг сердитый-пресердитый.

А лягушата придумали новое приглашение, кото­рое повесили на старой вербе у болота:

Всех, кто носит зелёное платье,
Зелёный галстук,
Зелёный халатик,
Всех зовём мы в гости. С поклоном,
Два лягушонка — тоже в зелёном. Ква!

Старая жаба квакнула:

— Пр-р-равильно!

И — бултых в зелёное болото.

 

 

 

КАША ИЗ ТОПОРА

(русская сказка)

Шёл солдат па побывку. Притомился в пути, есть хочется. Дошел до деревни, постучал в крайнюю избу:

— Пустите отдохнуть дорожного человека!

Дверь отперла старуха:

— Заходи, служивый.

— А нет ли у тебя, хозяюшка, перекусить чего?

У старухи всего вдоволь, а солдата поскупилась накормить, прикинулась сиротой.

— Ох, добрый человек, и сама сегодня ещё ничего не ела: нечего.

— Ну, нет так нет, — солдат говорит.

Тут он приметил под лавкой топор без топорища.

— Коли нет ничего иного, можно и из топора кашу сварить.

Хозяйка руками всплеснула:

— Как так из топора кашу?

— А вот так. Дай-ка котёл.

Принесла старуха котёл.

Солдат топор вымыл, опустил в котёл, налил воды и поста­вил на огонь.

Старуха на солдата глядит, глаз не сводит.

Достал солдат ложку, помешивает варево. Попробовал.

— Ну как? — спрашивает старуха.

— Скоро будет готова, — солдат отвечает.— Жаль, что вот соли нет.

— Соль-то у меня есть, посоли.

Солдат посолил, снова попробовал:

— Коли сюда бы да горсточку крупы!

Старуха принесла из чулана мешочек крупы:

— На, заправь как надо.

Варил, варил солдат, помешивал, потом попробовал.

Глядит старуха, оторваться не может.

— Ох, и каша хороша! — хвалит солдат, — Как бы сюда да чуточку масла — было бы и вовсе объедение!

Нашлось у старухи и масло. Сдобрили кашу.

— Бери ложку, хозяюшка.

Стали кашу есть да похваливать.

— Вот уж не думала, что из топора этакую добрую кашу можно сварить!— дивится старуха.

А солдат ест да посмеивается.

  

 

КОЛОСОК

(украинская сказка)

 

Худ. Ю. Васнецов и К. КузнецовХуд. Ю. Васнецов и К. Кузнецов

Жили-были два мышонка, Круть и Верть, да петушок Голо­систое горлышко.

Мышата только и знали, что пели да плясали, крутились да вертелись. А петушок чуть свет поднимался, спер­ва всех песней будил, а потом принимался за работу.

Вот однажды подметал петушок двор и видит на земле пше­ничный колосок.

— Круть, Верть,— позвал петушок,— глядите, что я нашёл!

Прибежали мышата и говорят:

— Нужно его обмолотить.

— А кто будет молотить?— спросил петушок.

— Только не я!— закричал один.

— Только не я! — закричал другой.

— Ладно,— сказал петушок,— я обмолочу. И принялся за работу.

А мышата стали играть в лапту.

Кончил петушок молотить и крикнул:

— Эй, Круть, эй, Верть, глядите, сколько я зерна намолотил!

Прибежали мышата и запищали в один голос:

— Теперь нужно зерно на мельницу нести, муки намолоть.

— А кто понесёт? — спросил петушок.

— Только не я! — закричал Круть.

— Только не я! — закричал Верть.

А мышата тем временем затеяли чехарду. Друг через друга прыгают, веселятся.— Ладно,— сказал петушок,— я снесу зерно на мельницу. Взвалил себе на плечи мешок и пошёл.

Вернулся петушок с мельницы, опять зовёт мышат:

— Сюда, Круть, сюда, Верть. Я муку принёс.

Прибежали мышата, смотрят, не нахвалятся:

— Ай да петушок! Ай да молодец! Теперь нужно тесто заме­сить да пироги печь.

— Кто будет месить?— спросил петушок. 

А мышата опять своё.

— Только не я! —запищал Круть.

— Только не я! — запищал Верть.

Подумал, подумал петушок и говорит:

— Видно, мне придётся.

Замесил он тесто, натаскал дров, затопил печь.

А как печь истопилась, посадил в неё пироги.

Мышата тоже времени не теряют: песни поют, пляшут.

Испеклись пироги, петушок их вынул, выложил на стол, а мы­шата тут как тут. И звать их не пришлось.

— Ох, и проголодался я! — пищит Круть.

— Ох, и есть мне хочется! — пищит Верть.

Скорее сели за стол.

А петушок им говорит:

— Подождите, подождите! Вы мне сперва скажите: кто на­шёл колосок?

— Ты нашёл! — громко закричали мышата.

— А кто колосок обмолотил? — снова спросил петушок.

— Ты обмолотил! — потише сказали оба.

— А кто зерно на мельницу носил?

— Тоже ты, — совсем тихо ответили Круть и Верть.

— А тесто кто месил? Дрова носил? Печь топил? Пироги кто пёк?

— Всё ты. Всё ты, — чуть слышно пропищали мышата.

— А вы что делали?

Что сказать в ответ? И сказать нечего.

Стали Круть и Верть вылезать из-за стола, а петушок их не удерживает.

Не за что таких лодырей и лентяев пирогами угощать!

 

 

 

ЛЕГКИЙ ХЛЕБ

(белорусская сказка)

 

Худ. Н. УстиновХуд. Н. УстиновКосил мужик траву на лугу.

Уморился и сел под кустом от­дохнуть. Достал узелок, развязал и принялся за еду.

Выходит из лесу голодный волк. Видит — мужик под кустом сидит и что-то ест.

Подошёл к нему волк, спрашивает:

— Ты что ешь?

— Хлеб,— отвечает мужик.

— А вкусный он?

— Страсть какой вкусный!

— Дай мне попробовать.

— Милости прошу!

Отломил мужик кусок хлеба и дал волку. Понравился волку хлеб. Он и говорит:

— Хотел бы я каждый день есть хлеб, только где его доставать? Посоветуй!

— Ладно, говорит мужик,— научу тебя, где и как хлеб доставать.

И начал он учить волка:

— Перво-наперво надо землю вспахать...

— Тогда и хлеб будет?

— Нет, брат, погоди. Потом надо землю забороновать...

— И можно хлеб есть? — обрадовался волк и хвостом за­махал.

— Ишь ты какой скорый! Сначала надо рожь посеять.

— Тогда будет хлеб? — облизнулся волк.

— Нет ещё! Дождись, покуда рожь взойдёт, холодную зиму перезимует, весной вырастет, потом заколосится, потом начнёт зерно наливаться, потом зреть...

— Ох,— вздохнул волк,— уж больно долго ждать надо! Ну, а когда созреет зерно, тогда-то я наемся хлеба вволю?

— Где там наешься! — говорит мужик,— Раненько ещё! Сна­чала спелую рожь надо сжать, потом в снопы связать, а уж сно­пы в крестцы поставить. Ветер их провеет, солнышко просушит, вот тогда вези на ток.

— И есть хлеб буду?

— Какой нетерпеливый! Первым делом надо снопы обмоло­тить, зерно в мешки собрать, на мельницу отвезти да муки на­молоть...

— И всё?

— Нет, не всё. Из муки надо тесто замесить и ждать, покуда тесто взойдёт. Тогда в горячую печь сажать.

— И спечётся хлеб?

— Ага, спечётся. Вот тогда и наешься вволю,— закончил мужик.

Задумался волк, почесал затылок и говорит:

— Нет! Эта работа не по мне — и долго, и хлопотно, и труд­но. Ты лучше посоветуй, как лёгкий хлеб добывать.

— Ну что ж,— говорит мужик,— если не хочешь трудный хлеб есть, ешь лёгкий. Иди на выгон, там конь пасётся.

Пошёл волк на выгон. Увидел коня:

— Конь, конь, я тебя съем!

— Что ж,— говорит конь,— ешь. Но сначала сдери с моих ног подковы, чтоб не поломать об них зубы.

— И то правда,— согласился волк.

Пригнулся он подковы сдирать, а конь как лягнёт его копытом!

Перекувыркнулся волк — да ходу.

Прибежал к реке. Видит — гуси пасутся. «Не съесть ли мне их?» — думает волк. Потом говорит:

— Гуси, гуси, я вас съем!

— Что ж,— отвечают гуси,— ешь. Только сначала окажи нам услугу.

— Какую? — спрашивает волк.

— Спой нам песню, а мы послушаем.

— Это можно! Песни петь я мастер.

Сел волк на кочку, задрал голову и начал выть. А гуси порх-порх крыльями — с места снялись и улетели.

Слез волк с кочки, поглядел им вслед и пошёл дальше ни с чем.

Идёт, ругает себя: «Ну не дурень ли я, а? И зачем только я взялся петь гусям! Ну уж теперь кого ни встречу — съем!»

Только он так подумал, смотрит — бредёт по дороге старый дед. Волк — к нему:

— Дед, дед, я тебя съем!

— Куда торопиться? — говорит дед.— Давай сначала табач­ку понюхаем.

— А вкусный он?

— Попробуй, так будешь знать.

— Давай!

Вынул дед из кармана табакерку, сам понюхал и волку дал.

Потянул волк носом изо всех сил да весь табак и вдохнул в себя. А потом давай чихать на весь лес... Ничего от слёз не ви­дит, всё чихает. Больше часу чихал, покуда прочихался. Огля­нулся, а уж деда и след простыл.

Пошёл волк дальше.

Шёл он, шёл, смотрит — овцы на лугу пасутся, а пастух спит. Высмотрел волк самого крупного барашка, схватил его и го­ворит:

— Баран, баран, я тебя съем!

— Что ж,— говорит баран,— видно, такая моя доля. Становись-ка в ту лощинку да разинь пасть пошире. А я взбегу на при­горок, разгонюсь и сам вскочу тебе в рот.

— Спасибо за совет,— сказал волк,— так и сделаем.

Стал он в лощинку, разинул пасть и ждёт. А баран взбежал па пригорок, разогнался да трах волка рогами! У того аж искры из глаз посыпались. Очухался волк, покрутил головой и говорит:

— Не пойму: съел я его или нет?

А в это время тот самый мужичок с косьбы домой возвра­щался.

Услышал он волковы слова и говорит:

— Съесть ты его не съел, а лёгкого хлеба отведал.

 

 

 

УПРЯМЫЕ КОЗЫ

(узбекская сказка) 

Жили когда-то в разных селениях две козы: одна белая, дру­гая чёрная, и обе они были очень упрямые.

Вот как-то раз отправились эти козы щипать траву: белая — на своём пастбище, чёрная — на своём.

Вечером, когда солнце стало садиться, козы наелись досыта и пошли: белая — в своё селение, чёрная — в своё. 

Шли они, шли и сошлись на узкой доске. А доска эта была перекинута через глубокий арык.

Не разойтись козам на доске! Или одной, или другой надо уступить дорогу.

— Эй ты, чёрная! Посторонись, уступи мне дорогу! — закри­чала белая коза.

— Вот ещё! Буду я тебе дорогу уступать! — крикнула чёр­ная коза.— Сама мне дорогу уступи!

— Всю ночь простою — не уйду!

— До утра буду стоять, с места не сдвинусь!

Долго спорили упрямые козы. Потом затрясли бородами, за­стучали копытцами — в драку вступили.

Отошли каждая на три шага, нагнули головы с острыми рога­ми да как бросятся одна на другую!

Стукнулись они лбами, сце­пились рогами, да обе и свалились в арык. Выбрались козы из арыка и вернулись домой мокрые, грязные.

 

ЧУДЕСНАЯ ШУБА

(казахская сказка)

Зима пришла злющая, холодная. Такая зима, что только в лисьей шубе тепло.

Алдар-Косе в своей дырявой-предырявой шубёнке мёрзнет каждый день. Едет он раз по степи — руки, ноги озябли, весь дрожит, нос посинел — и не знает, как из беды выкрутиться. Ветер свистит, за уши хитреца хватает.

Не видно в степи нигде дыма из юрт. Напрасно машет кам­чой (камча - плётка) Алдар-Косе: тощий конь не бежит, старый конь взмахнёт гривой и опять шагом идёт.

«Плохой конь. Долгая дорога...» — качая головой, говорит сам себе всадник. Ехать ещё далеко, собачьего лая не слышно, и юрты в степи не видать. Холодно, ветрено, можно замёрзнуть совсем.

Вдруг он видит — навстречу кто-то едет.

По хорошему бегу коня Алдар узнал: едет бай. Хитрец сразу же смекнул, что делать.

Он распахнул свою дырявую шубёнку, выпрямился в седле и запел весёлую песенку.

Встретились путники, остановили коней и поздоровались. Бай в тёплой лисьей шубе ёжится от холода. Алдар-Косе шапку набок сдвинул, отдувается, точно сидит на солнце в летний жар­кий день.

— Неужели ты не замёрз? — спросил бай хитреца.

— Это в твоей шубе холодно, а в моей очень жарко,— отве­тил баю Алдар-Косе.

— Какая-такая шуба твоя? — удивляется богач. 

— А разве не видишь?

— Вижу, что вороны рвали твою шубёнку и в ней дыр боль­ше, чем меха! — насмехается бай.

— Вот и хорошо, что дыр много: в одну дыру ветер входит, в другую выходит. Вот почему мне и тепло.

«Надо у него эту чудесную шубу выманить»,— думает бай про себя.

«Вот тепло будет, если байскую шубу надеть!» — думает хит­рец про себя.

— Продай мне твою шубу! — говорит бай Алдар-Косе.

— Не продам: я без своей шубы сразу замёрзну.

— Возьми в обмен мою лисью шубу, — предлагает бай.

Алдар-Косе делает вид, что и слышать не хочет, а сам одним глазом смотсит на тёплую шубу, а другим — на байского скаку­на любуется

— Шубу отдам и денег прибавлю,— снова предлагает бай.

— Денег не надо; вот если коня ещё дашь, тогда подумаю.

Обрадовался бай, согласился, снял свою шубу и отдал коня.

Надел Алдар-Косе лисью шубу, пересел на байского скакуна и помчался, обгоняя ветер.

Хорошо было Алдар-Косе ездить от юрты к юрте в тёплой шубе на хорошем коне.

В каждой юрте спрашивали у хитреца:

— Откуда у тебя лисья шуба и конь-бегунец?

— У меня была чудесная шуба: семьдесят дыр, девяносто заплат...

Потешая людей, Алдар-Косе рассказывал, как бай накинул­ся на его дырявую шубу и отдал ему свою лисью.

Смеялись люди, угощая кумысом хитреца.

Когда смех прекращался, Алдар-Косе каждый раз повторял:

— Далёк путь или близок, узнает тот, кто проедет. Горькую еду от сладкой отличит тот, кто поест.

 

 

 

ЗАРАБОТАННЫЙ РУБЛЬ

(грузинская сказка)

 

Худ. И. КузнецовХуд. И. КузнецовЖил на свете кузнец. И был у него сын, да такой лентяй, что во всём свете не сыскать ему другого в пару. Ни одного медяка не заработал он за всю свою жизнь, хоть и прожил без малого двадцать лет.

Сам здоровый, сильный, а другого дела знать не знает — только ест, пьёт да на лежанке валяется.

Так и жил он, на отцовском хлебе.

Да вот пришло время — состарился отец, не под силу стало ему молот в руках держать.

Слёг старик, чует — смерть близка.

Позвал он тут сына и говорит ему:

— Уж не знаю, в кого ты такой ленивый уродился. Я всю свою жизнь с работой дружен был, своими руками всё хозяйст­во нажил, а ты даже рубля заработать не можешь.

— Ну, рубль-то заработать не велико дело,— говорит сын.

— Что ж, пойди заработай,— говорит отец.— Заработаешь рубль — всё своё хозяйство оставлю тебе в наследство, не зара­ботаешь — гвоздя ржавого после меня не получишь.

Что тут делать? Хочется ленивому наследство получить, а ра­ботать лень. Шуточное ли дело — целый рубль заработать, ког­да он сроду и медяка не нажил?

А спорить с отцом тоже не станешь — уж отец как скажет, так на том и стоит. Отцовское слово — точно гора каменная. Каменную гору не сдвинуть, отцовское слово не изменить.

Ну, а у матери сердце жалостливое. Ведь какой ни на есть, а всё-таки родной сын! Вот и говорит она ему:

— Слушай, сынок, дам я тебе рубль, ты пойди погуляй до вечера, а вечером придёшь, будто с работы, и отдашь отцу деньги.

Лень сыну шевельнуться, да делать нечего — надо идти. Взял он у матери рубль, взял бурдюк с вином, сыру и пошёл се­бе в горы. Целый день ел, пил, на траве лежал, птиц в небе счи­тал, а вечером пришёл домой, подал отцу рубль и говорит:

— Вот, отец, возьми. Не легко мне этот рубль достался, спину разогнуть не могу, так наработался.

Взял отец рубль, повертел, повертел, со всех сторон осмот­рел, с ладони на ладонь перебросил, да и кинул в огонь.

— Нет,— говорит,— не ты этот рубль заработал.

Сын только плечами пожал: «Не веришь — не надо»,— и по­шёл спать.

На другой день дала мать сыну второй рубль и учит его:

— Ты, генацвале, целый день хоть спи, хоть лежи, а будешь возвращаться домой — пробеги немного. Вспотеешь, устанешь — отец и поверит, что ты целый день работал, волю его исполнял, в поте лица деньги зарабатывал.

Жалко ленивому своих ног, а наследства отцовского ещё жальче. Взял он у матери рубль, взял еды-питья и снова отпра­вился в горы. От восхода до заката пил, ел, на солнышке грелся, а вечером, как пришло время домой возвращаться, уж постарал­ся — полдороги бегом бежал.

Прибежал к отцу весь мокрый. Повалился на скамейку и протягивает отцу монету.

— Ну и трудно же мне достался этот рубль,— говорит. — Точно вол, целый день работал. С ног валюсь от усталости.

Взял отец у сына рубль, опять повертел, опять со всех сторон осмотрел и опять в огонь бросил.

— Нет, — говорит, — обманываешь ты меня, сынок. Этот рубль даром тебе достался. Напрасно ты по горам бегал, только зря каламаны  сбил. (Каламаны — деревенская обувь, сделанная из цельной кожи)

А лентяю что? Усмехается: «Не хочешь, мол, так не верь». И завалился спать.

Спит лентяй сладким сном, а мать никак заснуть не может. Видит она, что не обмануть старика, только деньги зря пропада­ют, а сыну всё равно пользы никакой.

На другое утро разбудила она сына и говорит:

— Вот что, сынок, хочешь не хочешь, а надо тебе и вправду поработать. Отца — сам понимаешь — не перехитришь, а слово отцовское — сам знаешь — не изменить.

Нечего делать, пришлось лентяю послушаться. Целую неде­лю работал он на совесть: кому что принесёт, кому в чём подсо­бит, кто ему медяк даст, кто два медяка — так и набрал рубль. Пришёл к отцу и высыпал перед ним полную пригоршню монет. Перебросил старик монеты с руки на руку, послушал, как они звенят, а потом и говорит:

— Нет, сынок, опять ты меня обманываешь. Не ты эти день­ги заработал. — Сгрёб все монеты и кинул в огонь.

Не стерпел тут сын. Бросился он к очагу, голыми руками уг­ли разгребает, из самого огня медяки выхватывает.

— Да что же это такое! — плачет. — Я целую неделю спины не разгибал, с раннего утра до поздней ночи на работе надры­вался, а ты мои деньги в огонь, точно мусор, бросаешь!

Посмотрел на него отец и говорит:

— Вот теперь я верю, что ты сам этот рубль заработал. Чу­жих денег тебе не жалко было, чужие деньги дёшево стоят, а свои — трудом дались, вот ты их и пожалел. Так-то, сынок. Помни мои слова: будешь работать — и деньги будут, и всё у те­бя будет. А не будешь работать, так и чужие деньги тебе не по­могут. Чужому рублю — грош цена.

Тут завещал отец сыну всё своё имущество, а сам ушёл туда, откуда никто не возвращается.

Да будут долгими — в труде и богатстве — ваши дни.

 

 

АЙОГА

(нанайская сказка)

 

Худ. И. КузнецовХуд. И. КузнецовВ роду Самаров жил один нанаец — Ла.

Была у него дочка Айога. Красивая девочка. Все её очень любили. И сказал кто-то, что красивее Айоги ни в этом, ни в каком другом стойбище ни­кого нет.

Айога загордилась. Стала рассматривать своё лицо. И по­нравилась сама себе. Смотрит, не может оторваться.

Глядит — не наглядится. То в медный таз начищенный смотрится, то на своё отражение в воде любуется. Совсем стала Айога ленивая. Всё любуется собой. Вот однажды говорит ей мать:

— Пойди принеси воды, Айога!

Дочка отвечает:

— Я в воду упаду.

— А ты за куст держись,— говорит ей мать.

— Куст оборвётся! — отвечает Айога.

— А ты за крепкий куст возьмись.

— Руки поцарапаю...

Мать говорит ей тогда:

— Рукавицы надень.

— Изорвутся,— говорит Айога.

А сама всё в медный таз смотрится, какая она красивая.

— Так зашей рукавицы иголкой.

— Иголка сломается!

— Возьми толстую иголку,— говорит отец.

— Палец уколю! — отвечает дочка.

— Напёрсток надень, из крепкой кожи — ровдуги (ровдуга — баранья, козья, оленья шкура, выделанная в замшу).

— Напёрсток прорвётся!

Тут соседская девочка говорит матери Айоги:

— Я схожу за водой, мать.

Пошла и принесла воды.

Замесила мать тесто. Сделала лепёшки. На раскалённом оча­ге испекла.

Увидела Айога лепёшки, кричит:

— Дай мне лепёшку, мать!

— Горячая она. Руки обожжёшь,— отвечает мать.

— Я рукавицы надену,— говорит Айога.

— Рукавицы мокрые.

— Я их на солнце высушу.

— Покоробятся они,— отвечает мать.

— Я их мялкой разомну.

— Руки заболят,— отвечает мать.— Зачем тебе трудиться, красоту свою портить? Лучше я лепёшку той девочке отдам, ко­торая рук своих не жалеет.

Взяла мать лепёшку и отдала соседской девочке.

Рассердилась Айога. Пошла за дверь, на реку. Смотрит на своё отражение в воде. А соседская девочка жуёт лепёшку. Ста­ла Айога на девочку оглядываться. Шея у неё вытянулась — длинная стала. Говорит девочка Айоге:

— Возьми лепёшку. Мне не жалко!

Совсем разозлилась Айога. Зашипела. Замахала руками, пальцы растопырила, побелела вся от злости — так замахала, что руки у неё в крылья превратились.

— Не надо мне ничего-го-го! — кричит.

Не удержалась на берегу, бултыхнулась Айога в воду и пре­вратилась в гуся.

Плавает и кричит:

— Ах, какая я красивая! Го-го-го! Ах, какая я красивая!..

Плавала, плавала, пока по-нанайски говорить не разучилась.

Все слова забыла.

Только имя своё не забыла, чтобы с кем-нибудь её, красави­цу, не спутали, и кричит, чуть людей завидит:

— Ай-ога-га-га! Ай-ога-га-га!

 

 

 

КУКУШКА

(ненецкая сказка)

Вот что было.

Жила на земле бедная женщина. Было у неё четверо детей.

Не слушались дети матери. Бегали, играли на снегу с утра до вечера.

Вернутся к себе в чум, целые сугробы снега на пимах на­тащат, а мать — убирай. Одёжу промочат, а мать — суши.

Трудно было матери.

Вот один раз летом ловила мать рыбу на реке. Тяжело ей было, а дети ей не помогали.

От жизни такой, от работы тяжёлой заболела мать. Лежит она в чуме, детей зовёт, просит:

— Детки, воды мне дайте. Пересохло у меня горло. Принеси­те мне водички.

Не один, не два раза просила мать. Не идут дети за водой.

Старший говорит:

— Я без пимов.

Другой говорит:

— Я без шапки.

Третий говорит:

— Я без одёжи.

А четвёртый и совсем не отвечает.

Сказала тогда мать:

— Близко от нас река, и без одёжи можно за водой сходить. Пересохло у меня во рту. Пить хочу!

Засмеялись дети, из чума выбежали. Долго играли, в чум к матери не заглядывали. Наконец захотел старший есть — за­глянул в чум.

Смотрит он, а мать посреди чума стоит. Стоит и малицу на­девает.

И вдруг малица перьями покрылась.

Берёт мать доску, на которой шкуры скоблят, и доска та хвостом птичьим становится.

Напёрсток железный клювом ей стал.

Вместо рук крылья выросли.

Обернулась мать птицей и вылетела из чума.

Закричал старший сын:

— Братья, смотрите, смотрите, улетает наша мать птицей!

Тут побежали дети за матерью, кричат ей:

— Мама, мы тебе водички принесли!

Отвечает им мать:

— Kу-ку, ку-ку! Поздно, поздно. Теперь озёрные воды передо мной. К вольным водам лечу я.

Бегут дети за матерью, зовут её, ковшик с водой ей протя­гивают.

Меньшой сынок кричит:

— Мама, мама! Вернись домой! Водички на! Попей, мама!

Отвечает мать издали:

— Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Поздно, сынок, не вернусь я.

Так бе­жали за матерью дети много дней и ночей — по камням, по бо­лотам, по кочкам.

Ноги себе в кровь изранили. Где пробегут, там красный след останется.

Навсегда бросила детей мать-кукушка.

И с тех пор не вьёт себе кукушка гнезда, не растит сама своих детей.

А по тундре с той самой норы красный мох стелется.

 

 

к содержанию