Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

 

ДОБРЫНЯ И ЗМЕЙ

 

Да и спородила Добрыню родна матушка,

Да возростила до полного до возраста;

Стал молоденький Добрынюшка Микитинец

На добром коне в чисто поле поезживать,

Стал он малыих змеенышев потаптывать.

Приезжал Добрыня из чиста поля,

А и сходил-то как Добрынюшка с добра коня,

И он шел в свою палату в белокаменну,

Проходил он во столову свою горенку,

Ко своей ко родноей ко матушке.

Говорила тут Добрыне родна матушка:

«Ай же свет, мое чадо любимое,

Ты молоденький Добрынюшка Микитинец!

Ты на добром коне в чисто поле поезживашь,

Да ты малыих змеенышев потаптывать.

Не съезжай-ко ты молоденький Добрынюшка

Да ты далече, далече во чисто поле,

Ко тем славныим горам да к сорочинскиим,

Да ко тем норам да ко змеиныим,

Не топчи-ко ты там малыих змеенышев,

Не входи-ко ты во норы во змеиные,

Не выпущай-ко полонов оттуль расейскиих;

Не съезжай-ко ты, молоденький Добрынюшка,

Ко той славноей ко матушке к Пучай-реке,

Не ходи-ко ты купаться во Пучай-реке,

То Пучай-река очень свирепая,

Во Пучай-реке две струйки очень быстрыих:

Перва струечка в Пучай-реке быстрым-быстра,

Друга струечка быстра, будто огонь секет».

То молоденький Добрынюшка Микитинец

Родной матушки-то он не слушается,

Выходил он со столовой своей горенки

Да и во славные палаты белокаменны,

И одевал себе одёжицу снарядную

Да и рубашечки-манешечки шелковеньки,

Всю одежицу одел он да хорошеньку,

А хорошеньку одежицу снарядную;

Выходил он из палаты белокаменной,

Да и на свой на славный на широк на двор,

Заходил он во конюшенку стоялую,

Брал добра коня он богатырского,

Брал добра коня Добрынюшка, заседлывал,

А и садился-то Добрыня на добра коня.

Да с собою брал он паличку булатную,

Да и не для-ради да драки кроволитьица великого,

А он брал-то для потехи молодецкия.

То повыехал Добрынюшка в чисто поле

На добром коне на богатырскоем,

То он ездил целый день с утра до вечера

Да по славну по раздольицу чисту полю.

Похотелось-то молодому Добрынюшке

Ему съездити во далече чисто поле,

Да и ко тем горам ко сорочинскиим,

Да и ко тем норам да ко змеиныим.

И он спустил коня да богатырского,

Да и поехал по раздольицу чисту полю.

Еще день за день как будто дождь дождит,

Да и неделя за неделей как река бежит:

То он день едет по красному по солнышку,

Да он в ночь ехал по светлому по месяцу,

Приезжал он ко горам да к сорочинскиим,

Стал он ездить по раздольицу чисту полю,

Он-то ездил целый день с утра до вечера,

Потоптал он много множество змеенышев.

И услыхал-то тут молоденький Добрынюшка:

Его добрый конь да богатырскиий.

А и стал на ноги да конь припадывать.

А и поехал-то молоденький Добрынюшка

От тех славныих от гор от сорочинскиих.

Да и от тех от нор он от змеиныих,

Да и поехал-то Добрыня в стольный Киев-град.

Еще день за день как будто дождь дождит,

Да и неделя за неделю как река бежит;

То он в день едет по красному по солнышку,

А он в ночь едет по светлому по месяцу,

Он повыехал в раздольице в чисто поле.

Похотелось тут молодому Добрынюшке

Съездить-то ко славной ко Пучай-реке,

Посмотреть ему на славную Пучай-реку.

То он ехал по раздольицу чисту полю,

Да приехал он ко славной ко Пучай-реке,

Становил коня он богатырского,

Да и сходил Добрыня со добра коня,

Посмотрел-то он на славную Пучай-реку,

Похотелось тут молодому Добрынюшке

Покупатися во славной во Пучай-реке;

Он одежицу с себя снимал всю донага,

Да и пошел-то он купаться во Пучай-реку.

Там на тую пору на то времечко

А и на славноей да на Пучай-реке

Да и случились быть тут красны девушки;

Они клеплют тонко беленькое платьицо,

Говорят они молодому Добрынюшке:

«Ты удаленький дородный добрый молодец!

То во нашеей во ставной во Пучай-реке

Наги добры молодцы не куплются,

Они куплются в тонких белых полотняных рубашечках».

Говорил-то им молоденький Добрынюшка:

«Ай же девушки да вы голубушки,

Беломойницы вы портомойницы.

Ничего-то вы ведь девушки не знаете,

Только знайте-шо вы девушки сами себя».

Он пошел-то как купаться во Пучай-реку,

Перешел Добрыня перву струечку,

Перешел Добрыня другу струечку,

Перешел-то он Пучай-реку от бережка до другого;

Похотелось тут молодому Добрынюшке

Покупаться во Пучай-реке, поныркати,

Там на тую пору на то времечко

Да из далеча-далёча, из чиста поля,

Из-под западной да с под сторонушки,

Да и не дождь дождит да и то не гром гремит,

А и не гром гремит, да шум велик идет:

Налетела на молодого Добрынюшку

А и змеинише да то Горынище,

А и о трех змеинище о головах,

О двенадцати она о хоботах;

Налетела на молодого Добрынюшку,

Говорила-то змеище таковы слова:

«А теперь Добрынюшка в моих руках,

А в моих руках да он в моей воле!

А ще что я похочу, то над ним сделаю:

Похочу-то я молодого Добрынюшку,

Похочу Добрынюшку в полон возьму,

Похочу-то я Добрынюшку-то и огнем пожгу,

Похочу-то я Дсбрынюшку-то и в себя пожру».

И у того ли у молодого Добрынюшки

Его сердце богатырско не ужахнулось;

Он горазд был плавать по быстрым рекам,

Да и нырнул-то он от бережка ко другому,

Да и от другого от бережка ко этому.

И он вспомнил тут свою да родну матушку:

«Не велела мне да родна матушка

Уезжать-то далече во чисто поле,

Да и ко тем она горам ко сорочинскиим,

Да и ко тем норам да ко змеиныим,

Не велела мне-ка ездить ко Пучай-реке,

Не велела мне купаться во Пучай-реке.

Да и не за то ли здесь-ка нынче странствую?»

И он еще нырнул от бережка до бережка,

Выходил Добрыня на крутой берег.

Тут змеинище Горынище проклятая

Она стала на Добрыню искры сыпати,

Она стала жгать да тела белого.

И у того ли у молодого Добрынюшки

Не случилося ничто быть в белых ручушках,

Да и ему нечем со змеищем попротивиться.

Поглянул-то как молоденький Добрынюшка

По тому по крутому по бережку,

Не случилося ничто лежать на крутоем на берегу,

Ему нечего взять в белые во ручушки,

Ему нечем со змеищем попротивиться.

Она сыплет его искрой неутишною,

Она жгет его да тело белое.

Только увидал молоденький Добрынюшка,

Да и на крутоем да он на береге

То лежит колпак да земли греческой;

Он берет-то тот колпак да во белы ручки,

Он с тоей ли досадушки великоей

Да ударил он змеинища Горынища.

Еще пала-то змея да на сыру землю,

На сыру-то землю пала во ковыль траву.

Молодой-то Добрынюшка Микитинец

Очень смелый был да оворотистый,

Да и скочил-то он змеищу на белы груди,

Распластать-то ей хотит да груди белые,

Он хотит-то ей срубить да буйны головы.

Тут змеинище Горынище молилася:

«Ты молоденький Добрынюшка Микитинец!

Не убей меня да змеи лютоей,

Да спусти-тко полетать да по белу свету.

Мы напишем с тобой записи промеж собой,

То велики записи немалые:

Не съезжаться бы век по веку в чистом поле,

Нам не делать бою, драки, кроволития промеж собой,

Бою, драки кроволития великого».

Молодой-то Добрынюшка Микитинец

Он скорешенько сходил-то со белой груди:

Написали они записи промеж собой,

То велики они записи немалые:

«Не съезжаться бы век по веку в чистом поле,

Нам не делать бою-драки, кроволитьица промеж собой».

Тут молоденький Добрынюшка Микитинец

Он скорешенько бежал да ко добру коню,

Надевал свою одежицу снарядную,

А и рубашечки-манешечки шелковеньки,

Всю одежицу надел снарядную,

Он скорешенько садился на добра коня,

Выезжал Добрыня во чисто поле,

Посмотреть-то на змеище на Горынище,

Да которым она местечком полетит по чисту полю.

Да и летела-тот змеище через Киев-град,

Ко сырой земле змеинище припадала,

Унесла она у князя у Владимира, 

Унесла-то племничку любимую,

Да прекрасную Забавушку Путятичну.

То приехал-то Добрыня в стольный Киев-град,

Да на свой Добрыня на широкий двор,

Да сходил Добрынюшка с добра коня.

Подбегает к нему паробок любимыий,

Он берет коня да и богатырского,

Да и повел в конюшенку в стоялую,

Стал добра коня да он расседлывать,

Да стал паробок добра коня кормить, поить,

Он кормить, поить да стал улаживать.

То молоденький Добрынюшка Микитинец

Он прошел своей палатой белокаменной,

Заходил он в столову свою горенку  

Ко своей ко родноей ко матушке, 

То ничем Добрынюшка не хвастает.

 

Тут молоденький Добрынюшка Микитинец

На почестен пир ко князю стал похаживать;

То ходил Добрынюшка по день поры,

Да ходил Добрыня по другой поры,

Да ходил Добрынюшка по третий день.

То Владимир князь-от стольно-киевский

Он по горенке да и похаживал, 

Пословечно государь он выговаривал:

«Ай же вы мои да князи-бояра,

Сильны русские могучие богатыри,

Еще все волхи бы все волшебники!

Есть ли в нашеем во городе во Киеве

Таковы люди, чтоб съездити им да во чисто поле,

Ко тем славныим горам да сорочинскиим,

Ко тем славныим норам да ко змеиныим,

Кто бы мог сходить во норы во змеиные,

Кто бы мог достать да племничку любимую,

А прекрасную Забавушку Путятичну?

Таковых людей во граде не находится;

Не могут-то съездити во далече чисто поле,

Ко тем славным ко горам ко сорочинскиим,

Да ко тем норам да ко змеиныим.

Тут Владимир князь-от стольно-киевский

А и по горенке да князь похаживал,

Пословечно государь он выговаривал:

«Ай же вы мои да князи-бояра,

Сильны русские могучие богатыри!

Задолжал-то я во земле во неверноей

У меня-то дани есть неплочены

За двенадцать год да с половиною».

Приходил-то он к Михайлушке ко Потыку,

Говорил Михайле таковы слова:

«Ты Михайло Потык сын Иванович!

А и ты съезди-тко во землю в Политовскую,

К королю-то к Чубадею к Политовскому,

Отвези-тко дани за двенадцать год,

За двенадцать год да с половиною».

Пришел к старому к казаку к Илье Муромцу,

Говорил Владимир таковы слова:

«Ай ты старый казак да Илья Муромец!

А ты съезди-тко во землю-ту во Шведскую,

А ко тому королю ты съезди к Шведскому,

Отвези-тко дани за двенадцать год,

За двенадцать год да с половиною».

Тут Алешенька Григорьевич по горенке похаживат,

Пословечно князю выговариват:

«Ты Владимир князь да стольно-киевский!

А и накинь-то ту ведь служебку великую,

Да велику служебку немалую,

На того да на молодого Добрынюшку,

Чтобы съездил он во далече чисто поле,

Ко тем славным ко горам да сорочинскиим,

Да сходил бы он во норы во змеиные,

Отыскал бы твою племничку любимую,

Да прекрасную Забавушку Путятичну,

А привез бы он Забаву в стольный Киев-град,

Да к тебе, ко князю, на широкий двор,

Да привел бы во палаты в белокаменны,

Да он подал бы тебе ю во белы руки».

Тут Владимир князь да стольно-киевский

Приходил-то он к молодому Добрынюшке,

Говорил Добрыне таковы слова:

«Ты молоденький Добрынюшка Микитинец!

Налагаю тебе служебку великую,

Да и велику служебку немаленьку:

А и ты съезди-тко во далече в чисто поле,

Ко тем славным ко горам ко сорочинскиим,

Да сходи-тко ты во норы во змеиные,

Отыщи-тко племничку любимую,

А прекрасную Забавушку Путятичну,

Привези-тко ты ю в стольный Киев-град,

Приведи-тко мне в палаты в белокаменны,

Да подай-ко ты Забаву во белы руки».

Тут молоденький Добрынюшка Микитинец

Он за столиком сидит, сам запечалился,

Запечалился он, закручинился.

Выходил-то он з-за столиков дубовыих,

Выходил он з-за скамеечек окольниих,

Проходил-то он палатой белокаменной,

Выходил он из палаты белокаменной,

Он с честна пиру идет да и не весело.

Приходил в свои палаты белокаменны,

Приходил он во столову свою горенку,

Ко своей ко родноей ко матушке.

Говорит Добрыне родна матушка:

«Ай ты свет мое чадо любимое,

Да и молоденький Добрынюшка Микитинец!

Что с честна пиру пришел да ты не весело?

То местечко было в пиру не по чину?

Али чарою в пиру тебя приобнесли?

Аль кто пьяница дурак да приобгалился?»

Говорил Добрыня родной матушке:

«Ай же свет моя ты родна матушка!

Да в пиру-то место было по чину,

А ще чарой во пиру меня не обнесли,

Да то пьяница дурак да не обгалился,

А и Владимир князь-от стольно-киевский

Наложил-то мне-ка служебку великую,

А и великую мне служебку не малую:

Велел съездить мне во далече во чисто поле,

Ко тем славным ко горам да к сорочинскиим,

Он велел сходить во норы во змеиные,

Отыскать мне велел племничку любимую,

А прекрасную Забавушку Путятичну,

Да и привезти велел ю в стольный Киев-град,

Привезти ко князю на широкий двор,

Привезти ю во палаты в белокаменны,

Подать князю-то да во белы руки».

Говорила-тут Добрыне родна матушка:

«Ты молоденький Добрынюшка Микитинец!

А ты ешь-ка, пей да на спокой ложись,

Утро мудренее живет вечера».

То молоденький Добрынюшка Микитинец

Он поел-то ествушек сахарныих

Да попил-то питьицев медвяныих,

Молодой Добрыня на спокой улег.

Да и по утрушку да то ранехенько,

До исход зори да ранне-утренней,

До выставанья да красна солнышка,

Да и будила-то Добрыню родна матушка:

«А ставай-ко ты, молоденький Добрынюшка!

Да ты делай дело повеленое,

Сослужи-тко эту служебку великую».

Молодой Добрынюшка Микитинец

Он скоренько стал да то и от крепка сна,

Умывался-то Добрынюшка белешенько,

Надевался он да и хорошохонько,

Выходил он из палаты белокаменной

Да и на свой на славный на широкий двор,

Приходил он во конюшенку в стоялую,

Брал коня Добрыня богатырского,

Да и седлал Добрынюшка добра коня,

Да и садился-то Добрыня на добра коня,

Выезжал Добрыня с широка двора.

Тут заплакала Добрынюшкина матушка,

Она стала-то ронить да слез горючиих,

Она стала-то скорбить да личка белого,

Говорила-то она да и таковы слова:

«Я Добрынюшку бессчастного спородила!

Как войдет-то он во норы во змеиные,

Да войдет ко тем змеям ко лютыим,

Поросточат-то его да тело белое,

Еле выпьют со Добрыни суровую кровь».

То молоденький Добрынюшка Микитинец

Он поехал по раздольицу чисту полю.

Еще день-то за день будто дождь дождит,

А неделя за неделю как река бежит;

Да он в день ехал по красному по солнышку,

То он в ночь ехал по светлому по месяцу,

Он подъехал ко горам да к сорочинскиим,

Да стал ездить по раздольицу чисту полю,

Стал он малыих змеенышев потаптывать.

И он проездил целый день с утра до вечера,

Притоптал-то много множество змеенышев.

И услыхал молоденький Добрынюшка,

Его добрый конь да богатырскиий

А стал на ноги да конь припадывать.

То молоденький Добрынюшка Микитинец

Берет плеточку шелкову во белы руки.

То он бил коня да и богатырского.

Первый раз его ударил промежу уши,

Другой раз ударил промежу ноги,

Промеж ноги он ударил промеж задние,

Да и он бил коня да нежалухою,

Да со всей он силы с богатырскоей,

Он давал ему удары-то тяжелые.

Его добрый конь да богатырскиий

По чисту полю он стал поскакивать.

По целой версте он стал помахивать,

По колену стал в земелюшку погрязывать,

Из земелюшки стал ножек он выхватывать,

По сенной копне земельки он вывертывал,

За три выстрела он камешки откидывал.

И он скакал-то по чисту полю, помахивал,

И он от ног своих змеенышев отряхивал,

Потоптал всех малыих змеенышев.

Подъезжал он ко норам да ко змеиныим,

Становил коня он богатырского,

Да и сходил Добрыня со добра коня

Он на матушку да на сыру землю,

Облачался-то молоденький Добрынюшка

Во доспехи он да в свои крепкие:

Во-первых, брал саблю свою вострую,

На белы груди копье клал мурзамецкое,

Он под левую да и под пазушку

Полагал он паличку булатную,

Под кушак он клал шалыгу подорожную,

И он пошел во те во норы во змеиные.

Приходил он ко норам да ко змеиныим,

Там затворами затворено-то медными,

Да подпорами-то подперто железными,

Так нельзя войти во норы во змеиные.

То молоденький Добрынюшка Микитинец

А подпоры он железные откидывал,

Да и затворы-то он медные отдвигивал,

Он прошел во норы во змеиные,

Посмотрел-то он на норы на змеиные,

А и во тех норах да во змеиныих

Много множество да полонов сидит,

Полона сидят да всё расейские,

А и сидят-то там да князи-бояре,

Сидят русские могучие богатыри.

Похотелось-то молодому Добрынюшке,

Похотелось-то Добрыне полона считать,

И он пошел как по норам да по змеиныим,

Насчитал-то полонов он много множество,

Да и дошел он до змеинища Горынища;

А и у той-то у змеища у проклятоей

Да и сидит Забавушка Путятична.

Говорил Добрыня таковы слова:

«Ай же ты Забавушка Путятична!

Да ставай скоренько на резвы ноги,

Выходи-тко ты со нор да со змеиныих,

Мы поедем-ко с тобой в стольный Киев-град.

За тебя-то езжу да я странствую

Да и по далечу-далёчу по чистым полям,

Да хожу я по норам да по змеиныим».

Говорит ему змеинище Горынище:

«Ты молоденький Добрынюшка Микитинец!

Не отдам тебе Забавушки Путятичны

Без бою, без драки-кроволития.

А у нас-то с тобой записи написаны

Да у той ли у славныя Пучай-реки:

Не съезжаться б нам в раздольице чистом поле,

Нам не делать бою-драки, кроволития 

Да промеж собой бы нам великого,

Ты приехал ко горам да сорочинскиим,

Потоптал ты малыих змеенышев, 

Выпущаешь полона отсюль расейские, 

Увезти хочешь Забавушку Путятичну».

Говорил-то ей молоденький Добрынюшка:

«Ай же ты змеинище проклятая!

А и когда ты полетела от Пучай-реки,

Да зачем же ты летела через Киев-град?

Да почто же ты к сырой земле припадала?

Да почто же унесла у нас Забавушку Путятичну?

Брал-то ю за ручушки за белые, 

Да за ней брал за перстни за злаченые,

Да повел-то ю из нор он из змеиныих.

Говорил Добрыня таковы слова:

«Ай же полона да вы расейские!

Выходите-тко со нор вы со змеиныих,

А и ступайте-тко да по своим местам,

По своим местам да по своим домам».

Как пошли-то полона эти расейские

А и со тех со нор да и со змеиныих,

У них сделался да то и шум велик.

Молодой-то Добрынюшка Микитинец

Приходил Добрыня ко добру коню,

А и садил-то он Забаву на добра коня,

На добра коня садил ю к голове хребтом,

Сам Добрынюшка садился к голове лицом,

Да и поехал-то Добрыня в стольный Киев-град.

Он приехал к князю на широкий двор,

Да и сходил Добрыня со добра коня,

Опущает он Забавушку Путятичну,

Да повел в палаты в белокаменны,

Да он подал князю ю Владимиру

Во его во белые во ручушки.

А тут этоей старинушке славу поют.

 

к содержанию