ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И КАЛИН-ЦАРЬ

 

Во славном во городе во Киеве,

При ласковом князе Владимире,

Наезжал собака-вор Калин-царь

С сорока царями-царевичами,

С сорока королями-королевичами.

У всех силы было набрано,

У всех было силы заправлено,

У всех было силы по сороку тысячей,

У самого собаки царя Калина сметы нет.

И ходит собака-вор Калин-царь

По той по силе по поганоей:

«Ай же вы, слуги мои верные!

Кто знает баять по-русскому,

Толмачить по-татарскому?

Кто бы сходил во Киев-град,

Снес письмо ко князю Владимиру,

Чтобы отдал стольный Киев-град

Без бою, без драки великия,

Без большого кроволития?»

И сыскался татарин поганыий,

Знает баять по-русскому

И толмачить по-татарскому,

И берет письмо у собаки царя Калина.

И садился татарин на добра коня,

И поезжает во Киев-град,

И приезжает ко князю Владимиру;

Заезжал на широкий двор

И становил коня середи двора,

Идет в палаты белокаменны.

И не крестится татарин, не кланяется,

Не бьет челом на четыре стороны,

И князю Владимиру не поклоняется,

А бросил письмо на дубовый стол:

«Рассматривай, Владимир-князь, писёмочко

От нашего собаки царя Калина».

И рассматривал Владимир-князь писёмочко,

И в письме писано:

«Отдал бы Владимир-князь Киев-град,

Киев-град без бою, без драки великия,

Без большого кроволития».

И назад Владимир-князь отписывал:

«Ай же, собака-вор Калин-царь!

Дай нам сроку на три году,

И на три месяца, и на три дни, и на три часа:

Накурить-то бы нам зелена вина

И наварить бы нам пива пьяного,

И было бы встретить чем царя Калина».

И уезжает татарин вон из Киева.

И слезно Владимир-князь расплакался:

«Раздразнил как я сильных могучих богатырей,

Все богатыри разъехались.

Как бы был старый казак Илья Муромец,

И тот бы постарался

Ради дому пресвятыя богородицы

И ради матушки свято-Русь земли,

И ради церквей соборныих.

И посадил я Илью в погреба во глубокие,

И заморил я смертию голодною».

И у князя у Владимира

Выходила дочь княженецкая,

Красна девица во семнадцать лет,

И сама говорит таково слово:

«Может, жив старый казак Илья Муромец,

Бывает, съездит во Киев-град да постарается».

Говорит Владимир-князь стольно-киевский:

«Ай же ты, дочь моя одинакая!

Где живому быть Илье Муромцу:

Сидит в погребах он три году».

И знали девицы про Илью Муромца,

И в каждый день носили ествы сахарные.

«И, однако, сходим-ко, батюшка,

Во погреба во глубокие».

И берет Владимир-князь ключи от погреба.

И отложает двери погребны,

И заходит Владимир-князь во погреба во глубокие.

И сидит старый казак Илья Муромец,

Сидит-то за дубовым столом

И читает книгу он евангелью.

Упадал Владимир-князь Илье во праву ногу

«Ай же ты, старый казак Илья Муромец!

Съезди, постарайся ради дому пресвятый богородицы,

И ради матушки свято-Русь земли,

И ради церквей соборныих».

И будто Илья Муромец не ведает:

«А что, Владимир-князь, над Русью сделалось?

Говорит Владимир-князь стольно-киевский:

«Ай же ты, старый казак Илья Муромец!

Да наехал к нам собака-вор Калин-царь

С сорока царями-царевичами,

С сорока королями-королевичами,

У всех набрано силы по сороку тысячей,

А у самого царя Калина и сметы нет.

И мне было письмо от собаки царя Калина,

Чтобы отдал Владимир-князь Киев-град

Без бою, без драки великия,

Без большого кроволития.

И на то письмо собаке царю Калину отписывал:

Дал бы нам сроку на три году,

На три месяца, и на три дни, и на три час|

Накурить бы нам зелена вина,

Наварить бы нам пива пьяного,

Чтоб опотчивать татаровей».

И говорит старый казак Илья Муромец:

«Я поеду царя Калина упрашивать»

И садился Илья на добра коня,

И скакал через стенку городовую,

Через тую башню наугольную,

И приезжает ко собаке царю Калину.

«Здравствуй, собака-вор Калин-царь».

И говорит вор Калин-царь:

«Здравствуй, старый казак Илья Муромец!»

И говорит вор Калин-царь:

«Что считали, нет жива Ильи Муромца,

Ажно жив Илья Муромец».

Говорит старый казак Илья Муромец:

«Дай сроку нам на три году,

На три месяца, и на три дни, и на три часа:

Накурить нам зелена вина

И наварить нам пива пьяного,

Чтоб татаровей опотчивать».

«Верю тебе, Илья Муромец, по старости:

Встретьте меня, царя Калина,

А татаровей опотчивайте».

И поезжает Илья Муромец от царя Калина

И не мог силы и счету дать.

Он на гору на высоку поднимается,

И смотрит на все четыре стороны,

И ничего узреть не мог;

Со первой горы опущается,

На вторую поднимается,

И смотрит на все четыре стороны,

И ничего узреть не мог;

Со второй горы опущается,

На третью гору поднимается,

И смотрит на все четыре стороны,

И узрел в восточной стороне шатер белополотняный,

И поезжает на восток Илья Муромец.

И скоро скажется, а по узку дело деется —

Приезжает он ко белу шатру;

И там стоит шатер белополотняный,

И стоят тринадцать коней богатырскиих.

И зоблют пшену белоярову,

И кони знакомые, киевские,

Отца крестного, Самсона Самойлова.

И поставил он своего коня ко белу шатру.

И заходит Илья во белой шатер.

И сидят тринадцать богатырей,

За дубовым столом хлеба кушают:

Отец крестный Самсон Самойлович

И двенадцать богатырей.

И выстали все на резвы ноги из-за дубова стола:

«Здравствуй, старый казак Илья Муромец,

Мой крестник любезный!

Садись хлеба-соли кушати

И белой лебеди рушати».

И говорит старый казак Илья Муромец:

«Ты, батюшка крестный, Самсон Самойлович,

И все двенадцать богатырей, крестовые, названые!

Поедемте вы мне на помочь,

Пособите прогнать царя Калина прочь от Киева.

Что наехал вор-собака Калин-царь

С сорока царями-царевичами,

С сорока королями-королевичами:

У всех силы по сороку тысячей,

У самого царя Калина и сметы нет».

И говорит отец крестный, Самсон Самойлович:

«Ай же ты, любимый крестничек,

Старый казак Илья Муромец!

Кладена у меня заповедь крепкая:

Не бывать бы мне во городе во Киеве,

И не глядеть бы мне на князя на Владимира,

И на княгиню Апраксию не сматривать.

И не стоять бы больше мне за Киев-град:

Он слушает князей-бояр,

А не почитает богатырей».

И говорит старый казак Илья Муромец:

«Батюшко крестный, Самсон Самойлович!

Не ради князя Владимира

И княгини Апраксы королевичны,

Ради дому поесвятыя богородицы

И чудотворцев киевских,

И ради матушки свято-Русь земли

Положи ты половину греха на меня,

Поедем ко мне на помочь».

И говорит Самсон Самойлович:

«Нет, крестничек мой любимый,

Великий мой грех:

Не поеду стоять за Киев-град». —

«Батюшка крестный, Самсон Самойлович!

Положи же весь грех на меня

И поедем ко мне на помочь:

Пособи же мне прогнать царя Калина».

И упросил Илья Муромец Самсона Самойловича и двенадцать богатырей.

И садилися четырнадцать богатырей

На своих добрых коней богатырскиих,

И мать сыра земля всколебалася.

И приезжают близ города Киева,

Близ собаки царя Калина,

Раскинули они шатер белополотняный;

И хлеба-соли они покушали,

Легли они спать да опочив держать.

Илье Муромцу не спится, мало собится,

И садился Илья на добра коня,

И поехал против царя Калина.

Не ясён сокол на гусей-лебедей напущается,

Илья Муромец на рать-силу великую.

И зачал Илья по силе поезживать,

Зачал Илья по силе помахивать:

Куда рукой махнет, улица лежит,

Отмахнет — переулками.

Его добрый конь провещился языком человеческим:

«Ай же, старый казак Илья Муромец!

Есть у собаки царя Калина

Выкопано три подкопа глубокие:

Я в подкоп скочу — повыскочу,

Тебя, Илью, повынесу;

И в другой скочу — повыскочу,

Тебя, Илью, повынесу;

И в третий скочу — повыскочу,

Навряд тебя, Илья, повынести».

И бьет коня он по тучной бедре:

«Ты волчья сыть, травяной мешок!

Разве подкопов не видывал?

Неужель с этих ямочек не выскочишь?»

Он в подкоп скочил — повыскочил;

В другой скочил — повыскочил;

В третий скочил — сам повыскочил,

Не мог Илью повынести.

Упал Илья в подкопы глубокие,

Обостали татарове поганые,

Сковали ему ножки резвые,

Связали ему ручки белые

И привели к собаке царю Калину.

И говорит вор-собака Калин-царь:

«А что же ты, старый казак Илья Муромец!

Я поверил тебе по старости,

Почто ты теперече изверился?

Послужи ты мне, собаке царю Калину:

Я дам тебе место подле себя,

Или хоть супротив себя,

Третье, где ты похочешь тут, живи,

Положу на тебя пененизо великое».

Говорит Илья таково слово:

«Как была бы у меня одна ручка правая,

Отрубил бы тебе голову».

Говорит-то собака-вор Калин-царь:

«Поведите, татарове, Илью во чисто поле:

Отрубите Илье буйну голову».

И повели Илью во чисто поле,

Ведут мимо церковь соборную.

Возмолился Илья господу богу от желания:

«Не-выдай, господи, татаровям поганыим:

Я буду стоять за веру христианскую».

И услышал господь его моление,

Посылает господь двух ангелов:

Оборвали с рук поводья шелковые,

Оборвали с ног оковы железные.!

Стал Илья на своей воле,

Ухватил поганого татарина за резвы ноги,

Начал татарином помахивать.

И бежит к нему добрый конь

Со всей со сбруей богатырскоей.

Он садился на добра коня

И выехал на место на высокое.

И берет-то он себе тугий лук,

Натягивал тетивочку шелковую,

Накладывал стрелочку каленую,

И сам он стреле приговаривал:

«Лети ты, стрела, выше лесов темныих,

Не пади, стрела, ни на воду, ни на землю,

Прямо лети в бел шатер,

Где спят святорусские богатыри,

Пробей-ко ты крышу во белом шатре

И прямо пади в Самсона-богатыря,

Моего крестного батюшки во белую грудь,

Проломи ты у него латы кольчужные

И пройди-тко ты в ретиво сердце, —

Что он спит-проклаждается!»

Летела та калена стрела

Выше лесоз высокиих,

И не пала она ни на воду, ни на землю,

А пала она прямо в бел шатер,

И пробила крышу шатровую,

И упала прямо в грудь Самсона-богатыря,

И пробила ему латы кольчужные,

И ударила ему в золот крест.

Тут со крепка сна Самсон пробуждается,

И говорит он таково слово:

«Вставайте-тко, братцы крестовые!

Верно, моему-то крестничку не собится».

Тут все тринадцать богатырей

Садились на добрых коней и поехали —

Мать сыра земля восколебалася.

Приезжали они к силе несметноей

Собаки-вора царя Калина,

Тут силушку повырубили,

Поехал собака-вор Калин-царь от города от Киева

И говорит таково слово:

«Закажу я детям и внучатам

Ездить ко городу ко Киеву».

Тут Владимир-князь с княгиней Апраксою

Стлали сукна драгоценные