Секрет на букву "В"

(Ю. Дьяконов)

 

Худ. П. АсеевНа столе зазвонил телефон. Катя подбежала и сняла трубку.

— Бу-бу-бу! — заворчал кто-то в ухо грубым голосом.

— Кто говорит? — удивилась Катя.

— Слон! — раздался весёлый голос папы.

— Что вам надо? — спросила Катя.

— Ну конечно, шоколада! — донеслось из трубки.— А скажи-ка, доченька, мама дома?

— Нет, ещё не приходила.

— Передай ей, детка, что у нас сегодня собрание. Ужинайте без меня. Приду поздно.

— Ага, папа. А можно, я с тобой ещё поговорю?

— Давай!..

Катя топталась около стола и громко сопела в телефонную трубку.

— Катюша! Что же ты молчишь?

— Я по-за-была-а-а,— тихо сказала Катя, готовая вот-вот расплакаться от досады.

— Вот те на!.. Так ты не расстраивайся! — весело ска­зал папа. — Вечером всё не торопясь и расскажешь... А у меня секрет есть! — вдруг похвастался он.

— Ой, папка, какой? — закричала Катя, сразу позабыв про свою неудачу. — Ну скажи хоть, на какую букву?.. На букву «В»?

Катя хотела ещё что-то спросить, но в трубке вдруг за­трещало, загудело. Чужой женский голос закричал тороп­ливо:

— Завод!.. Завод?.. Вас вызывает междугородная стан­ция. Включаю междугородную...— И всё смолкло.

Стемнело. А папа всё не приходил. Катя легла на софу и стала вспоминать слова на букву «В»: «Велосипед?.. Ваф­ли?.. Варенье?..» Мысли стали почему-то путаться. Полез­ли совсем неподходящие слова: «Ворона... водопровод... ворота... верблюд... верёвка... верблюд... Вот привязался этот «верблюд»!..»

— Вставай, лежебока! Все секреты проспишь! — разбу­дил её папин голос.

Катя открыла глаза. Что такое? В окно уже солнце за­глядывает.

— Папка, а какой секрет на букву «В»?

— Вишни, дочка! Вишни! Поедем в совхоз урожай со­бирать.

— Вишни?! — обрадовалась Катя.— А мне всю ночь верблюд снился. Я его гоню, а он ещё плюётся... Папка! А вишни там есть можно?

— Конечно! Ешь сколько хочешь. Давай-ка скоренько одеваться да завтракать. Ждать нас не будут.

— Ага, папка! Я быстро.

Худ. П. Асеев

Катя прошлёпала босыми ногами по полу, плеснула в лицо холодной водой из-под крана и проснулась оконча­тельно. Вихор на макушке, с которым она воевала каждый день, послушно лёг под расчёской. Ремешки на сандалиях застегнулись, будто сами собой. Она и не заметила, как съела свою порцию яичницы с колбасой и выпила полную кружку молока.

— Вот умница! Всегда бы так,— похвалила мама.

Папа вложил в большое ведро второе, поменьше, а в него — совсем маленькое, Катино ведёрце и сказал:

— Тут ещё место в серединке осталось. Может, возь­мёшь своего Чебурашку?

— Что ты, папка! Я же с вами буду вишни собирать!

— Ну, раз так, пошли...

На улице никого не было. Катя сбегала к магазину по­смотреть, не едут ли машины. И когда уже хотела бежать во второй раз, из-за угла один за другим вывернули и оста­новились около дома три грузовика.

— К нам, Катюша! К нам! — закричали с первой ма­шины.

Катя подбежала. Ну и машинища! Как же на неё за­браться? До верха колеса и то не дотянешься. Но папа поднял Катю. Дядя Коля, папин товарищ, подхватил её и посадил на скамейку в самую середину.

Кате очень хотелось, чтобы все — и подружки и взрос­лые — видели, как она едет на работу в совхоз. Но улица была безлюдной и тихой. Никого не видно на балконах. За­крыты большие стеклянные двери магазина на углу. Даже солнце, которое уже давно светило в их окна на восьмом этаже, сюда ещё не добралось.

— Куда же все люди подевались? — удивилась Катя.

— Спят они,— ответил папа,— сегодня-то суббота, вы­ходной. Куда им торопиться?

Катя подумала немножко и тряхнула головой:

Худ. П. Асеев

— Ну ладно. Пусть поспят. А мы им зато вишен на­рвём! Целую машину! Вот обрадуются! Правда?

Все засмеялись. А папа сказал:

— Конечно, обрадуются. Теперь вишен в магазине пол­но будет.

Машина вырвалась из городских улиц и понеслась по шоссе. По обе стороны дороги колыхалось жёлтыми волна­ми море поспевающей пшеницы.

Кате хотелось видеть сразу всё. Придерживаясь за пле­чи папы и дяди Коли, она стала ногами на скамейку. И тот­час тугая волна свежего, пахнущего степью ветра толкнула её в грудь, растрепала светлые волосы.

От этого простора вокруг, от яркого солнца, ветра, сви­стящего в ушах, стало так весело, что Катя запела:

О-о-ой ляй лю ля-а-а-ай!

Мы едем вишни собирать!

О-о-о-ой ляй лю ля-а-а-ай!

Как хо-ро-шо-о-о!..

Машина свернула с шоссе и, переваливаясь из стороны в сторону, поднимая за собой облако пыли, поехала по мяг­кой грунтовой дороге вдоль высоких тополей и раскидистых акаций. Ещё раз свернула, и они оказались в саду.

Ну и сад! Таких Катя ещё никогда не видела. Наверное, больше, чем Парк пионеров. Глянула в одну сторону — кон­ца не видать! Посмотрела в другую... Что такое?! Ряды ви­шен взбираются по пригорку всё выше и выше. А за даль­ними рядами уже и нет ничего — одно голубое небо.

Худ. П. АсеевЗахотелось посмотреть, как это деревья до самого неба добрались. Бежала-бежала... Вот тебе на! Ни на какое небо они не забрались. Сад начал спускаться под гору и кончился. А дорога пошла дальше: через зелёный луг, через вспаханное чёрное поле, через жёлтую пшеницу и выше, и выше... и опять будто в небо уходит.

«Вот бы посмотреть, куда она уходит», — подумала Ка­тя. Оглянулась. Ого, как далеко забралась! Отсюда и люди и машины совсем маленькими кажут­ся. И Катя припустила назад. Она успела как раз вовремя. Высокий дя­денька с чёрной бородой записывал что-то в блокнот и говорил папе:

— Ну, а вот это ваш ряд. Вас двое?

— Не двое, а трое! — вмешалась Катя. — Мы вместе будем работать. Мама, папа и я!

— Ишь ты какая! — улыбнулся дяденька. — Ну тогда вы больше всех соберёте!..

Катя побежала от дерева к дере­ву: никак не могла решить, с какого начать. Одно красивее другого. Круп­ные, блестящие, будто покрытые ла­ком шарики вишен висели гроздьями. Под их тяжестью тёмно-красные вет­ви изогнулись дугой. Ягод, казалось, было больше, чем листьев. Они заде­вали волосы, касались рук, лица.

— Ну, девочки, начнём? — сказал папа, сбросив на землю пустые ящи­ки.— Работать по этажам будем.

— Как это? — удивилась Катя.

— А вот так. Ты меньше всех — собирай вишни на самом низу. Ма­ма на средних ветках. А я на верхо­туру полезу.

— Папка! Так я тут сразу два ящика нарву! Ещё и не влезет!

— Ну и чудесно, — сказал папа и, прихватив ведро, полез на дерево.

Худ. П. АсеевСначала Катя рвала вишни так: од­ну — в рот, одну — в ящик, или: две — в рот, одну — в ящик. Повесила себе на уши серёжки из самых красивых вишен и всё время косила на них глазами.

Потом вишни стали почему-то кислей. И Катя уже ела не все подряд, а с разбором, только самые крупные, самые спелые.

Перед её глазами мелькнула большая бабочка и уселась на высокую ромашку. Ох ты-ы какая! Спинка шоколадная, усики длинные, а на крылышках круглые глазки. Точь-в-точь как у павлина на перьях!

Катя протянула руку, а бабочка — порх! — и на соседнее дерево. Катя — за ней. А бабочка — ещё дальше. Так и дразнит, так и ведёт от дерева к дереву. А потом взмыла вверх и исчезла за ветками.

— Что, Катюша? Удрала павлиноглазка? — раздалось над Катиной головой. С лестницы соскочил дядя Коля. Высыпал из солдатского котелка вишни в ящик и сказал: — Пере-кур!.. Э-э-э! Да ты, вижу, расстроилась. Не надо. Жизнь у бабочки короткая. Всего несколько дней. Пусть резвится. А мы лучше с тобой что-нибудь сделаем.

— А что мы с вами сделаем?

— А что хочешь.

Катя подумала: «Чего же я хочу?» Посмотрела на солнце, которое уже сильно припекало макушку, потом на дяди Колину соломенную шляпу с широкими полями и сказала:

— Шляпу хочу. Как у вас.

— Пожалуйста!.. Только зачем тебе шляпу? Лучше сделаем шапочку, как у Буратино, а?

Худ. П. АсеевКатя кивнула. Дядя Коля сорвал у дороги огромный лист лопуха. Свернул его фунтиком. Тонким берёзовым прутиком, как будто это была иголка с ниткой, сшил края. Отогнул поля. А на макушку воткнул пучок травинок с мяг­кими колосками на концах. Получилась и правда шапочка, как у Буратино. Катя тотчас надела её. Хорошо! Теперь солнце совсем не печёт.

— Ну хватит, — сказал дядя Коля. — Пора и за работу браться. Будешь помогать?

— Конечно! А как? — спросила Катя.

— Я нарву в котелок, а ты из него высыплешь. Тогда мне не придётся с дерева слезать. Идёт?

— Идёт, дядя Коля! Я хорошо помогать буду.

Дядя Коля забрался по лестнице наверх, повесил коте­лок на проволочный крючок и — бом! бом! бом! — застуча­ли, падая на дно, вишенки.

Присела Катя на корточки. Огляделась. Вот здорово! Ветки, которые всё заслоняли, остались над головой. А пе­ред глазами только стволы деревьев. Они стоят ровненько, как по ниточке. И видно, как с лестниц, громоздких дере­вянных «козлов» слезают чьи-то ноги, то одетые в закатан­ные до колен брюки, то прикрытые лёгким платьицем, и ша­гают по рыхлой земле. А рядом с ногами, будто сами собой, плывут над землёй вёдра и бидоны, котелки и корзинки. Они на миг останавливаются, наклоняются, и большие красные градины вишен сыплются из них в стоящие на земле ящики.

— Готово, Катюша! Бери! — крикнул с дерева дядя Коля.

Худ. П. АсеевПривстав на цыпочки, Катя обеими руками осторожно приняла у него котелок, доверху наполненный вишнями, и тоже высыпала в ящик. Освещённые солнцем вишни были такими яркими, будто внутри каждой из ягод горел крас­ный огонёк. И Кате вдруг очень захотелось самой рвать их и бросать в котелок.

— Дядя Коля! Я на свой ряд пойду, — сказала она. Чуть подумала и добавила: — Я после опять к вам прибегу.

Дядя Коля засмеялся, хотел что-то сказать, но мужской голос, усиленный мегафоном, объявил:

— Внимание! Внимание! Обеденный перерыв, товари­щи! Выходите к лесополосе, кто проголодался. Кухня при­была. Повторяю...

Но повторять и не нужно было. Про обед все сразу услыхали.

— Ура-а-а! Даёшь обед! — закричали вокруг. Люди со­скакивали с лестниц и «козлов», выходили из-за деревьев, спешили к дороге.

После обеда пришла Катя к своему ряду и не узнала его. Три первых дерева совсем зелёные, ни одной ягодки не осталось. Зато на земле стоят рядышком ящики, полные вишен. Ого, целых пять штук нарвали! А в Катином ящи­ке — чуть на донышке.

— Катюша, бери своё ведёрце да иди к нам! — позвала мама.— Я тебе тут две самые красивые ветки оставила.

— Иду-у! — крикнула Катя и волоком потащила свой ящик к четвёртому дереву. Поставила его прямо под ветки и, как мама, сразу двумя руками стала торопливо обры­вать ягоды. Вишни были тёмные и крупные, как маслины, и ящик стал быстро наполняться.

— Отдохни, Катюша, — сказала мама.— Смотри, ты вся мокрая.

— Я не устала, мамочка. Мне просто жарко. — Катя сняла с головы шапочку и сбросила платье.

Папа посмотрел сверху на Катину работу и сказал:

— Да ты, дочка, оказывается, изобретатель. Ишь при­думала— прямо в ящик вишни собирать.

Катя сделала вид, что не слышит похвалы: она торопи­лась оборвать последние ягоды.

— Всё, папка, всё! — крикнула она весело. — Мамочка, посмотри, сколько я нарвала! Теперь я вам буду помогать. Как дяде Коле.

Худ. П. АсеевКатя подняла с земли лежавшее без дела своё голубое ведёрце и протянула его папе:

— Ты нарвёшь в ведёрце, а я из него высыплю в ящик. Тогда тебе не придётся с дерева слезать. Идёт?

— Идёт! — засмеялся папа.

Втроём они обобрали ещё два дерева и уже хотели пере­ходить к следующему, когда с дороги закричали:

— Эгей! Кончай работу!

Все стали выносить ящики к лесополосе на дорогу. Тот самый высокий чернобородый дяденька взвешивал их на весах и тут же выдавал деньги.

— Ну что ж, девочки, — сказал папа, — пусть наши ящики взвесят вместе, а заработок разделим на троих. Так?

— И нет! Я сама хочу! Всем же отдельно взвешива­ют! — сказала Катя.

— Ишь ты, — улыбнулся папа и поставил её ящик на весы.

Чернобородый взвесил его, пощёлкал косточками на счётах и похвалил:

— Молодец, Катюша! Хорошо работала. Получай свою первую зарплату, — и отсчитал ей на ладошку пять блестя­щих новеньких гривенников. А папе сказал: — Распишитесь, пожалуйста, за дочку.

— Нет уж, бригадир. Пусть сама. Она всё умеет, — сказал папа.

Катя взяла ручку и крупными печатными буквами выве­ла в ведомости: «КАТЯ».

Взрослые вокруг засмеялись и захлопали в ладоши.

...В город одна за другой мчались шесть автомашин. На трёх передних сидели люди. А остальные были забиты ящи­ками с вишнями. Катя всё оглядывалась. Ведь где-то там был и её ящик, который она собрала сама.

Солнце скрылось за далёким курганом. В степных бал­ках проснулись холодные ветерки. Катя поёжилась, сверну­лась клубочком у мамы на коленях и задремала.

Подъехали к дому, когда густую синеву вечернего неба уже прокололи первые лучики звёзд. Папа прыгнул с грузовика. Мама перегнулась через борт и осторожно передала ему на руки спящую дочку.

Худ. П. АсеевУтром, когда мама встала, Кати дома уже не было.

— Вот непоседа! — сказала она.

— Прибежит, — улыбнулся папа.

Мама уже накрывала на стол, когда в прихожую ти­хонько вошла Катя, повозилась у холодильника и вбежала в комнату.

— Ты где пропадала?

— Се-крет! Се-крет! — Катя запрыгала по комнате. — У меня тоже секрет на букву «В». Ни за что не угадаете!

За завтраком папа и мама называли уйму слов на букву «В». Но Катя только крутила головой и смеялась:

— И нет!.. И опять нет!..

И только когда поели, вскочила, умчалась в прихо­жую и тотчас вернулась с тремя порциями мороженого.

— Вот он! Тебе, мамочка, — «ленинградское» в шокола­де! Ты же любишь такое... Тебе, папа, — сливочное в ва­фельном стаканчике. А я люблю ложечкой есть. Мне вот это, клубничное! Как раз на всю получку. Хорошо?

— Ещё как хорошо, дочка! — похвалил папа.— Никог­да такого вкуснющего не ел.

— Катюша, — спросила мама, — только я не пойму ни­как, почему твой секрет на букву «В» называется?

— А потому... потому, что ВКУСНЕНЬКОЕ! — засмея­лась Катя.

 

к содержанию