ЛЯГУШКА-ПУТЕШЕСТВЕННИЦА

(В.М. Гаршин)

Худ. Н. УстиновЖила-была на свете лягушка-квакушка. Сидела она в болоте, ловила комаров да мошку, весною гром­ко квакала вместе со своими подругами. И весь век она прожила бы благополучно — конечно, в том случае, если бы не съел её аист. Но случи­лось одно происшествие.

Однажды она сидела на сучке высунувшейся из воды коряги и наслаждалась тёплым мелким дождиком.

«Ах, какая сегодня прекрасная мокрая погода! — думала она. — Какое это наслаждение — жить на свете!»

Дождик моросил по её пёстренькой лакированной спин­ке; капли его подтекали ей под брюшко и за лапки, и это было восхитительно приятно, так приятно, что она чуть-чуть не заквакала, но, к счастью, вспомнила, что была уже осень и что осенью лягушки не квакают, — на это есть весна, — и что, заквакав, она может уронить своё лягушачье достоинство. Поэтому она промолчала и продолжала не­житься.

Вдруг тонкий, свистящий, прерывистый звук раздался в воздухе. Есть такая порода уток: когда они летят, то их крылья, рассекая воздух, точно поют или, лучше сказать, посвистывают. Фью-фью-фью — раздаётся в воздухе, когда летит высоко над вами стая таких уток, а их самих даже и не видно, так они высоко летят. На этот раз утки, описав огромный полукруг, спустились и сели как раз в то самое болото, где жила лягушка.

Худ. Н. Устинов— Кря, кря! — сказала одна из них. — Лететь ещё да­леко: надо покушать.

И лягушка сейчас же спряталась. Хотя она и знала, что утки не станут есть её, большую и толстую квакушку, но всё-таки, на всякий случай, она нырнула под корягу. Однако, подумав, она решилась высунуть из воды свою лупоглазую голову: ей было очень интересно узнать, куда летят утки.

— Кря, кря! — сказала другая утка, — уже холодно ста­новится! Скорей на юг! Скорей на юг!

И все утки стали громко крякать в знак одобрения.

— Госпожи утки! — осмелилась сказать лягушка. — Что такое юг, на который вы летите? Прошу извинения за беспокойство.

И утки окружили лягушку. Сначала у них явилось жела­ние съесть её, но каждая из них подумала, что лягушка слишком велика и не пролезет в горло. Тогда все они нача­ли кричать, хлопая крыльями:

— Хорошо на юге! Теперь там тепло! Там есть такие славные тёплые болота! Ка­кие там червяки! Хорошо на юге!

Худ. Н. УстиновОни так кричали, что поч­ти оглушили лягушку. Едва-едва она убедила их замол­чать и попросила одну из них, которая казалась ей толще и умнее всех, объяснить ей, что такое юг. И когда та расска­зала ей о юге, то лягушка при­шла в восторг, но в конце всё-таки спросила, потому что бы­ла осторожна:

— А много ли там мошек и комаров?

— О! целые тучи! — отве­чала утка.

— Ква! — сказала лягуш­ка и тут же обернулась по­смотреть, нет ли здесь под­руг, которые могли бы услы­шать её и осудить за кваканье осенью. Она уж никак не мог­ла удержаться, чтобы не квак­нуть хоть разик.

— Возьмите меня с собой!

— Это мне удивитель­но! — воскликнула утка. — Как мы тебя возьмём? У те­бя нет крыльев.

— Когда вы летите? — спросила лягушка.

— Скоро, скоро! — закричали все утки. — Кря, кря! кря! кря! Тут холодно! На ЮГ! На ЮГ!

— Позвольте мне подумать только пять минут, — сказа­ла лягушка, — я сейчас вернусь, я, наверно, придумаю что- нибудь хорошее.

И она шлёпнулась с сучка, на который было снова влезла, в воду, нырнула в тину и совершенно зарылась в ней, чтобы посторонние предметы не мешали ей размышлять. Пять минут прошло, утки совсем было собрались лететь, как вдруг из воды, около сучка, на котором она сидела, показалась её морда, и выражение этой морды было самое сияющее, на какое только способна лягушка.

— Я придумала! Я нашла! — сказала она. — Пусть две из вас возьмут в свои клювы прутик, а я прицеплюсь за него посередине. Вы будете лететь, а я ехать. Нужно только, чтобы вы не крякали, а я не квакала, и всё будет превос­ходно.

Худ. Н. УстиновХотя молчать и тащить хоть бы и лёгкую лягушку три тысячи вёрст не бог знает какое удовольствие, но её ум при­вёл уток в такой восторг, что они единодушно согласились нести её.

Решили переменяться каждые два часа, и так как уток было, как говорится в загадке, столько, да ещё столько, да полстолько, да четверть столько, а лягушка была одна, то нести её приходилось не особенно часто.

Нашли хороший, прочный прутик, две утки взяли его в клювы, лягушка прицепилась ртом за середину, и вся стая поднялась в воздух.

У лягушки захватило дух от страшной высоты, на которую её подняли; кроме того, утки летели неровно и дёргали прутик; бедная квакушка болталась в воздухе, как бумажный паяц, и изо всей мочи стискивала свои челюсти, чтобы не оторваться и не шлёпнуться на зем­лю. Однако она скоро привыкла к своему положению и даже начала осматриваться. Под нею быстро проносились поля, луга, реки и горы, которые ей, впрочем, было очень труд­но рассматривать, потому что, вися на прутике, она смотре­ла назад и немного вверх, но кое-что всё-таки видела и радовалась и гордилась.

«Вот как я превосходно придумала», — думала она про себя.

А утки летели вслед за нёсшей её передней парой, кри­чали и хвалили её.

— Удивительно умная голова наша лягушка, — говорили они, — даже между утками мало таких найдётся.

Худ. Н. УстиновОна едва удержалась, чтобы не поблагодарить их, но, вспомнив, что, открыв рот, она свалится со страшной вы­соты, ещё крепче стиснула челюсти и решилась терпеть. Она болталась таким образом целый день: нёсшие её утки переменялись на лету, ловко подхватывая прутик; это было очень страшно: не раз лягушка чуть было не квакала от страха, но нужно было иметь присутствие духа, и она его имела.

Худ. Н. Устинов

Вечером вся компания остановилась в каком-то болоте; с зарёю утки с лягушкой снова пустились в путь, но на этот раз путешественница, чтобы лучше видеть, что делается на пути, прицепилась спинкой и головой вперёд, а брюшком назад.

Утки летели над сжатыми полями, над пожелтевшими лесами и деревнями, полными хлеба в скирдах; оттуда доно­сился людской говор и стук цепов, которыми молотили рожь. Люди смотрели на стаю уток и, замечая в ней что-то стран­ное, показывали на неё руками. И лягушке ужасно захоте­лось лететь поближе к земле, показать себя и послушать, что о ней говорят. На следующем отдыхе она сказала:

— Нельзя ли нам лететь не так высоко? У меня от высо­ты кружится голова, и я боюсь свалиться, если мне вдруг сделается дурно.

Худ. Н. Устинов

И добрые утки обещали ей лететь пониже. На следую­щий день они летели так низко, что слышали голоса.

— Смотрите, смотрите! — кричали дети в одной дерев­не,— утки лягушку несут!

Лягушка услышала это, и у неё прыгало сердце.

— Смотрите, смотрите! — кричали в другой деревне взрослые, — вот чудо-то!

«Знают ли они, что это придумала я, а не утки?» — по­думала квакушка.

— Смотрите, смотрите! — кричали в третьей деревне.— Экое чудо! И кто это придумал такую хитрую штуку?

Тут лягушка уж не выдержала и, забыв всякую осторож­ность, закричала изо всей мочи:

— Это я! Я!

И с этим криком она полетела вверх тормашками на землю. Утки громко закричали; одна из них хотела подхва­тить бедную спутницу на лету, но промахнулась. Лягушка, дрыгая всеми четырьмя лапками, быстро падала на землю; но так как утки летели очень быстро, то и она упала не прямо на то место, над которым закричала и где была твёрдая доро­га, а гораздо дальше, что было для неё большим счастьем, потому что она бултыхнулась в грязный пруд на краю де­ревни.

Худ. Н. УстиновОна скоро вынырнула из воды и тотчас же опять сгоряча закричала во всё горло:

— Это я! Это я придумала!

Но вокруг неё никого не было. Испуганные неожидан­ным плеском, местные лягушки все попрятались в воду. Когда они начали показываться из неё, то с удивлением смотрели на новую.

И она рассказала им чудную историю о том, как она ду­мала всю жизнь и наконец изобрела новый, необыкновенный способ путешествия на утках; как у неё были свои собствен­ные утки, которые носили её, куда ей было угодно; как она побывала на прекрасном юге, где так хорошо, где такие прекрасные, тёплые болота и так много мошек и всяких других съедобных насекомых.