Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

 

ЛИСА-ЛАПОТНИЦА

(В.И. Даль)

 

Рис. В. КонашевичаРис. В. КонашевичаЗимней ночью шла голодная кума по дорож­ке; на небе тучи нависли, по полю снежком порошит.

«Хоть бы на один зуб чего перекусить»,—думает ли­сонька. Вот идёт она путём-дорогой; лежит ошмёток. «Что же,—думает лиса,— ину пору и лапоток приго­дится». Взяла лапоть в зубы и пошла далее. Приходит в деревню и у первой избы постучалась.

— Кто там? — спросил мужик, открывая оконце.

— Это я, добрый человек, лисичка-сестричка. Пусти переночевать!

— У нас и без тебя тесно! — сказал старик и хотел было задвинуть окошечко.

— Что мне, много ли надо? — просилась лиса. — Сама лягу на лавку, а хвостик под лавку,— и вся тут.

Сжалился старик, пустил лису, а она ему и говорит:

— Мужичок, мужичок, спрячь мой лапоток!

Мужик взял лапоть и кинул его под печку.

Вот ночью все заснули, лисичка слезла тихонько с лавки, подкралась к лаптю, вытащила его и закинула далеко в печь, а сама вернулась как ни в чём не бывало, легла на лавочку и хвостик спустила под лавочку.

Стало светать. Люди проснулись; старуха затопила печь, а старик стал снаряжаться в лес по дрова.

Рис. В. КонашевичаРис. В. КонашевичаПроснулась и лисица, побежала за лапотком — глядь, а лаптя как не бывало. Взвыла лиса:

— Обидел старик, поживился моим добром, а я за свой лапоток и курочки не возьму!

Посмотрел мужик под печь: нет лаптя! Что делать? А ведь сам клал! Пошёл, взял курицу и отдал лисе. А лиса ещё ломаться стала, курицы не берёт, и на всю деревню воет, орёт о том, как разобидел её старик.

Хозяин с хозяйкой стали ублажать лису: налили в чашку молока, покрошили хлеба, сделали яичницу и стали лису просить не побрезгать хлебом-солью. А лисе только того и хотелось. Вскочила на лавку, поела хлеб, вылакала молочка, уплела яичницу, взяла курицу, поло­жила в мешок, простилась с хозяевами и пошла своим путём-дорогой.

Идёт да песенку попевает:

Лисичка-сестричка
Тёмной ноченькой
Шла голодная;
Она шла да шла,
Ошмёток нашла —
В люди снесла,
Добрым людям сбыла,
Курочку взяла.

Вот подходит она вечером к другой деревне. Стук, тук, тук,— стучит лиса в избу.

— Кто там? — спросил мужик.

— Это я, лисичка-сестричка. Пусти, дядюшка, пере­ночевать!

— У нас и без тебя тесно, ступай дальше,— сказал мужик, захлопнув окно.

— Я вас не потесню,— говорила лиса.— Сама лягу на лавку, а хвост под лавку,— и вся тут!

Рис. В. КонашевичаРис. В. Конашевича

Пустили лису. Вот поклонилась она хозяину и отдала ему на сбережение свою курочку, сама же смирнёхонько улеглась в уголок на лавку, а хвостик подвернула под лавку.

Хозяин взял курочку и пустил её к уткам за решётку. Лисица всё это видела и, как заснули хозяева, слезла тихонько с лавки, подкралась к решётке, вытащила свою курочку, ощипала, съела, а пёрышки с косточками зары­ла под печью, сама же, как добрая, вскочила на лавку, свернулась клубочком и уснула.

Стало светать; баба принялась за печь, а мужик по­шёл скотинке корму задать.

Проснулась и лиса, начала собираться в путь; побла­годарила хозяев за тепло, за угрев и стала у мужика спрашивать свою курочку.

Мужик полез за курицей — глядь, а курочки как не бывало! Оттуда — сюда, перебрал всех уток: что за ди­во — курицы нет как нет!

А лиса стоит да голосом и причитает:

— Курочка моя, чернушка моя, заклевали тебя пёст­рые утки, забили тебя сизые селезни! Не возьму я за те­бя любой утицы!

Сжалилась баба над лисой и говорит мужу:

— Отдадим ей уточку да покормим её на дорогу!

Вот напоили, накормили лису, отдали ей уточку и проводили за ворота.

Идёт кума-лиса, облизываясь, да песенку свою попе­вает:

Лисичка-сестричка
Тёмной ноченькой
Шла голодная;
Она шла да шла,
Ошмёток нашла —
В люди снесла,
Добрым людям сбыла;
За ошмёток — курочку,
За курочку — уточку.

Шла лиса близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли — стало смеркаться. Завидела она в стороне жильё и свернула туда; приходит: тук, тук, тук в дверь!

— Кто там? — спрашивает хозяин.

— Я, лисичка-сестричка, сбилась с дороги, вся пере­зябла и ноженьки отбила бежавши! Пусти меня, добрый человек, отдохнуть да обогреться!

— И рад бы пустить, кумушка, да некуда!

— И-и, куманёк, я непривередлива: сама лягу на лавку, а хвост подверну под лавку,— и вся тут!

Рис. В. КонашевичаРис. В. Конашевича

Подумал, подумал старик да и пустил лису. А лиса и рада. Поклонилась хозяевам да и просит их сберечь до утра её уточку-плосконосочку.

Приняли уточку-плосконосочку на сбережение и пус­тили её к гусям. А лисичка легла на лавку, хвост под­вернула под лавку и захрапела.

— Видно, сердечная, умаялась,—сказала баба, вле­зая на печку.

Невдолге заснули и хозяева, а лиса только того и ждала: слезла тихонько с лавки, подкралась к гусям, схватила свою уточку-плосконосочку, закусила, ощипала дочиста, съела, а косточки и пёрышки зарыла под печью; сама же как ни в чём не бывало легла спать и спала до бела дня. Проснулась, потянулась, огляделась; видит — одна хозяйка в избе.

— Хозяюшка, а где хозяин? — спрашивает лиса.— Мне бы надо с ним проститься, поклониться за тепло, за угрев.

— Вона, хватилась хозяина! — сказала старуха,—Да уже он теперь, чай, давно на базаре.

— Так счастливо оставаться, хозяюшка,—сказала, кланяясь, лиса. — Моя плосконосочка уже, чай, просну­лась. Давай её, бабушка, скорее, пора и нам с нею пу­ститься в дорогу.

Старуха бросилась за уткой — глядь-поглядь, а утки нет! Что будешь делать, где взять? А отдать надо! По­зади старухи стоит лиса, глаза куксит, голосом причи­тает: была у неё уточка, невиданная, неслыханная, пёст­рая в прозолоть, за уточку ту она бы и гуська не взяла.

Испугалась хозяйка да и ну клониться лисе:

— Возьми же, матушка Лиса Патрикеевна, возьми любого гуська! А уж я тебя напою, накормлю, ни масли­ца, ни яичек не пожалею.

Пошла лиса на мировую, напилась, наелась, выбрала что ни есть жирного гуся, положила в мешок, поклони­лась хозяйке и отправилась в путь-дороженьку; идёт да и припевает про-себя песенку:

Лисичка-сестричка
Тёмной ноченькой
Шла голодная;
Она шла да шла,
Ошмёток нашла —
В люди снесла,
Добрым людям сбыла:
За ошмёток — курочку,
За курочку — уточку,
За уточку — гусёночка!

Шла лиса и приумаялась. Тяжело ей стало гуся в мешке нести: вот она то привстанет, то присядет, то опять побежит. Пришла ночь, и стала лиса ночлег про­мышлять; где в какую дверь ни постучит, везде отказ. Вот подошла она к последней избе да тихонько, несмело таково стала постукивать: тук, тук, тук, тук!

— Чего надо? — отозвался хозяин.

— Обогрей, родимый, пусти ночевать!

— Негде, и без тебя тесно!

— Я никого не потесню,— отвечала лиса,— сама лягу на лавочку, а хвостик под лавочку,— и вся тут.

Сжалился хозяин, пустил лису, а она суёт ему на сбе­режение гуся; хозяин посадил его за решётку к индюшкам. Но сюда уже дошли с базару слухи про лису.

Рис. В. КонашевичаРис. В. Конашевича

Вот хозяин и думает: «Уж не та ли это лиса, про ко­торую народ бает?» — и стал за нею присматривать. А она, как добрая, улеглась на лавочку и хвост спусти­ла под лавочку, сама же слушает, когда заснут хозяева. Старуха захрапела, а старик притворился, что спит.

Вот лиска прыг к решётке, схватила своего гуся, закусила, ощипала и принялась есть. Ест, поест, да и отдохнёт — вдруг гуся не одолеешь! Ела она, ела, а старик всё при­глядывает и видит, что лиса, собрав косточки и пёрышки, снесла их под печку, а сама улеглась опять и за­снула.

Проспала лиса ещё дольше прежнего,— уж хозяин её будить стал:

— Каково-де, лисонька, спала-почивала?

А лисонька только потягивается да глаза протирает.

— Пора тебе, лисонька, и честь знать. Пора в путь собираться,—сказал хозяин, отворяя ей двери настежь.

А лиска ему в ответ:

— Не почто избу студить, и сама пойду, да наперёд своё добро заберу. Давай-ка моего гуся!

— Какого? — спросил хозяин.

Рис. В. КонашевичаРис. В. Конашевича— Да того, что я тебе вечор отдала на сбережение; ведь ты у меня его принимал?

— Принимал,—отвечал хозяин.

— А принимал, так и подай,— пристала лиса.

— Гуся твоего за решёткой нет; поди хоть сама при­смотри — одни индюшки сидят.

Услыхав это, хитрая лиса грянулась об пол и ну убиваться, ну причитать, что за своего-де гуська она бы и индюшки не взяла!

Мужик смекнул лисьи хитрости. «Постой,— думает он,— будешь ты помнить гуся!»

— Что делать,—говорит он.—Знать, надо идти с то­бой на мировую.

И обещал ей за гуся отдать индюшку. А вместо ин­дюшки тихонько подложил ей в мешок собаку. Лисонька не догадалась, взяла мешок, простилась с хозяином и пошла.

Шла она, шла, и захотелось ей спеть песенку про се­бя да про лапоток. Вот села она, положила мешок на зем­лю и только было принялась петь, как вдруг выскочила из мешка хозяйская собака — да на неё, а она от собаки, а собака за нею, не отставая ни на шаг.

Вот забежали обе вместе в лес; лиска по пенькам да по кустам, а собака — за нею.

На лисонькино счастье, случилась нора; лиса вскочила в неё, а собака не пролезла в нору и стала над нею дожидаться, не выйдет ли лиса...

Рис. В. КонашевичаРис. В. КонашевичаА лиса с испугу дышит не отдышится, а как поотдохнула, то стала сама с собой разговаривать, стала себя спрашивать:

— Ушки мои, ушки, что вы делали?

— А мы слушали да слушали, чтоб собака лисонь­ку не скушала.

— Глазки мои, глазки, вы что делали?

— А мы глядели да глядели, чтобы собака лисоньку не съела!

— Ножки мои, ножки, вы что делали?

— А мы бежали да бежали, чтоб собака лисоньку не поймала.

— Хвостик, хвостик, ты что делал?

— А я не давал тебе ходу, за все пеньки да сучки цеплялся.

— А, так ты не давал мне бежать! Постой, вот я те­бя! — сказала лиса и, высунув хвост из норы, закричала собаке: — На вот, съешь его!

Собака схватила лису за хвост и вытащила из норы.

 

 

к содержанию