Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

 

КОРОЛЕВСКИЕ ЗАЙЦЫ

(П.К.Асбьёрнсен) 

Рис. Н.И.БрюхановаРис. Н.И.Брюханова

У одного старика было три сына. Старшего звали Пер, среднего — Поль, а младшего Эспен, по прозванью Леже­бока. Хотя, если правду говорить, все трое были поря­дочные лентяи. Делать они ничего не хотели потому, что для всякой работы они, видите ли, были слишком хороши, а для них всякая работа была слишком плоха.

Как-то раз услышал старший брат Пер, что король ищет пастуха для своих зайцев, и говорит:

— Вот эта работа по мне! Ни забот, ни хлопот. Зайцы ведь не коровы, не лошади: их ни купать, ни поить, корму им не задавать... А честь не малая — как-никак самому королю служишь!

Отец стал его отговаривать.

— Да куда тебе, сынок, в пастухи наниматься! Зайцев пасти — не то что галок в небе считать. Ты вот с утра до вечера на лежанке валяешься, так тебе с боку на бок и то повернуться лень, а пойдешь в заячьи пастухи,— только успевай во все стороны вертеться.

Но сколько ни говорил отец, лишь напрасно слова тратил.

Уж если Пер что-нибудь вбил себе в голову,— значит, так тому и быть. Вскинул он дорожный мешок за плечи и пошел наниматься к королю.

Шел он, шел и зашел так далеко, что дальше, кажется, уж некуда. Вдруг видит: у самой дороги стоит пень, а возле пня — старуха. Топчется старуха на одном месте, а отойти не может, будто кто ее привязал. Только на самом деле никто ее не привязывал, а просто это нос у нее в расщелину попал,— вот ей и не отойти от пня.

Как увидел это Пер — давай хохотать!

Рассердилась старуха.

— Ну чего зубы скалишь? — говорит. — Ты бы лучше помог мне. Вот уже сто лет прошло, а я дальше своего носа ничего не вижу. Крошки во рту не держала, мако­вой росинки не отведала.

Пер захохотал пуще прежнего.

Рис. Н.И.БрюхановаРис. Н.И.Брюханова— Вот это потеха так потеха!.. Ну, коли ты сто лет терпела, так можешь еще сто потерпеть! — сказал Пер. И пошел дальше.

Пришел он в королевский замок и потребовал, чтобы его провели прямо к королю.

Король сидел на золотом троне в короне и мантии.

Он милостиво принял Пера, и они быстро обо всем сго­ворились. Работы от Пера не требовалось никакой, только пасти зайцев, а еду и жалованье король назначил ему прямо королевские. Правда, король сказал, что, если хоть один заяц из его королевского стада пропадет, у Пера вырежут из спины три ремня, а самого его бросят живым в змеиный ров. Ну да Пера не так-то легко было запу­гать. Он и слушать про это не стал и сразу потребовал себе королевский ужин.

На другой день Пер отправился пасти зайцев.

Зайцы оказались послушными и смирными, как ягнята. Они чинно шли по лугу, и ни один не отбился от стада даже на полшага. Но едва только Пер дошел до леса, как зайцы, словно за ними неслась стая гончих, бросились врассыпную, кто куда. Пер с ног сбился, гоняясь за ними, да где там! Разве зайца догонишь!

Целый день бегал Пер по холмам, по горам, но не поймал даже самого маленького зайчонка. Так и вер­нулся он в королевский замок один, без стада.

А в замке его уже поджидал палач с острым ножом в руках. Палач вырезал у Пера из спины три ремня и бросил Пера в змеиный ров.

Одним словом, что король пообещал, то Пер и получил.

Прошло немного времени, и стал средний брат Поль собираться в путь-дорогу. Тоже легкой работы захотел.

Уж как только отец его не отговаривал! Но Поль, так же как и Пер, и слушать его не стал. Вскинул Поль дорож­ный мешок за спину и пошел наниматься в королевские пастухи. Ну, про это и рассказывать долго не стоит. Все, что случилось с Пером, случилось и с Полем.

Рис. Н.И.БрюхановаРис. Н.И.БрюхановаПо дороге увидел он ту же самую старуху и пожелал ей — так же, как и его старший братец — простоять, не сходя с места, еще сто лет.

Потом он пришел в королевский замок, нанялся в па­стухи, утром вышел из ворот замка с целым стадом, а вечером вернулся в королевский замок без единого зайца.

Ну и дальше все было точь-в-точь, как с его старшим братом: вырезали у Поля из спины три ремня, а самого его бросили в змеиный ров.

Пришло время Эспену собираться в путь.

— Чем я хуже братьев? — говорит Эспен.— Зайцев пасти — дело не трудное. Лежи себе, полеживай, грейся на солнышке да по сторонам поглядывай. От такой работы грех отказаться.

— Да что ты, сынок! — говорит ему отец.—Не берись не за свое дело, не по тебе эта работа. За таким зверем, как заяц, не то что бегать — птицей летать надо. А ты, как муха, прилипшая к смоле, ползаешь. К ногам у тебя словно гири стопудовые привязаны. Зайца поймать — не то что блоху рукавицей убить. Пропадешь ты, как про­пали твои старшие братья. Лучше бы ты дома сидел. А работа и здесь найдется.

Но Эспен и слушать отца не стал. Недолго думая, вскинул он дорожный мешок за плечи и отправился в путь.

Шел он, шел и порядком проголодался. Вдруг видит — у дороги стоит пень.

"Вот сяду я на этот пенечек да и подкреплюсь немного",—думает Эспен.

Подходит — что за диво! — старуха носом в пень вросла.

Рис. Н.И.БрюхановаРис. Н.И.Брюханова— Добрый день, бабушка! — говорит Эспен.— Что это ты тут стоишь? Носик свой точишь?

— Какое там — нос точу! Хотела я себе щепок нако­лоть, обед сготовить,— говорит старуха,— да и попала невзначай носом в щель. Сто лет возле этого пня стою, сто лет не пила, не ела и никто не пожалел,— ты первый ласковое слово сказал. Сослужи мне, добрый человек, службу, помоги нос вытащить, а уж я тебя отблагодарю, в долгу не останусь.

Ну, Эспен живо скинул мешок, вогнал в расщелину пня толстый клин,—старуха и вытащила нос из щели.

— А теперь, бабушка,— говорит Эспен, — давай заку­сим. Самое время сейчас завтракать.

Достал Эспен из мешка хлеб и сало и протянул ста­рухе. Сами понимаете, уговаривать ее не пришлось — за сто лет порядком проголодалась!

Поела старуха как следует и говорит:

— Ну, парень, ты меня пожалел, от беды избавил, и я тебя пожалею, от беды спасу. На вот, возьми эту дудочку. Эта дудочка не простая. Свистнешь в один конец —все от тебя мигом разбегутся, свистнешь в другой конец — все к тебе назад прибегут. Да к тому же эта дудочка никогда не потеряется: продашь ли ты ее, или обронишь, или выманят ее у тебя,— она все равно к тебе вернется.

— Вот это подарок! — говорит Эспен.— Спасибо тебе, бабушка!

Он засунул дудочку поглубже за пазуху,— потому что хоть и волшебная она, хоть и не мог никто ее украсть, а все-таки лучше ее от чужих глаз подальше припря­тать,— потом распрощался со старухой и пошел своей дорогой.

Приходит он к королевскому замку, а там его как раз и ждали. Король сразу нанял его в пастухи, положил ему хорошее жалованье и даже пообещал отдать за него принцессу, если только он будет исправно пасти зайцев.

— Ну, а если не убережешь стадо,— сказал король,— тогда пеняй на себя: вырежут у тебя из спины три ремня, а самого тебя бросят в змеиный ров.

— Что ж, согласен! — сказал Эспен.— А теперь давай­те-ка мне скорее ужинать, а то с дороги я очень про­голодался.

Поел Эспен, поспал, а утром, чуть свет, повел зайцев на луг. Да прежде чем за ворота замка выйти, говорит королевским слугам:

— А ну-ка, сосчитайте ваших зайцев, чтобы потом лишних споров-разговоров не было.

— Чего там считать,— говорят ему слуги,— они у нас давно пересчитаны. Ровным счетом девяносто девять зайцев.

— Ну, девяносто девять так девяносто девять.

Ушел Эспен.

А король, чуть только закрылись за ним ворота, при­казал сейчас же точить нож, да поострее!

Король отлично знал, что никакому пастуху не уберечь зайцев,— будь их девяносто девять или сто, или десять — все равно.

Рис. Н.И.БрюхановаРис. Н.И.БрюхановаТем временем Эспен преспокойно пас себе зайцев.

Зайцы шли по лугу так чинно и послушно, словно они были не зайцы, а смирные овечки.

Ни один не отобьется, не вырвется, все друг к другу жмутся, один другого дер­жится.

Так потихонечку, полегонечку добрел Эспен со своим стадом до опушки леса. И тут, словно бес какой вселился в зайцев, все кинулись врассыпную.

Да только Эспен не стал особенно горевать.

— Скачите,— говорит,— себе на здоровье куда ваши косые глаза глядят.

Достал он свою дудочку, да еще и посвистел зайцам вслед, чтобы они подальше убрались и не мелькали перед глазами.

А сам преспокойно улегся на травке, да так и проспал весь день.

Вечером, когда солнце спряталось за горами, Эспен снова достал свою дудочку и только свистнул разок, как все зайцы сбежались на лужайку. Да мало того, что сбе­жались, а еще выстроились рядами, точь-в-точь как сол­даты на параде.

— Ну, теперь — шагом марш!— скомандовал Эспен и повел зайцев в королевский замок.

В это самое время король, королева и принцесса вышли из своих покоев, чтобы поглядеть, как палач будет расправляться с Эспеном. И вдруг видят: идет себе по дороге Эспен, а за ним — в целости и сохранности — зая­чье стадо. Все так удивились, что глазам своим не пове­рили. Да и было чему удивляться! Зайцы шли в ногу, точно солдаты, а впереди шагал Эспен и наигрывал на дудочке марш.

У ворот замка Эспен остановился и скомандовал:

— Раз! Два! Смирно!

И зайцы, притопнув лапками, остановились и замерли.

Рис. Н.И.БрюхановаРис. Н.И.Брюханова

Тут уж король не выдержал и, забыв о своем коро­левском достоинстве, принялся сам считать зайцев.

Как только он не старался! И справа налево считал, и слева направо пересчитывал, и с начала до конца, и с конца до начала, а все-таки зайцев было ровно девяно­сто девять, откуда ни считай, и ни одним меньше.

Тогда королева и принцесса тоже стали пересчитывать зайцев. Но и это не помогло ни на волос, — зайцев было ровно девяносто девять.

— Я вижу, ты неплохой пастух,— проворчал король и, не глядя на Эспена, пошел в замок. Король был очень не­доволен.

А принцесса подумала: "Вот это молодец так моло­дец!"— и ласково взглянула на Эспена.

На другой день Эспен снова пошел в лес со своим стадом.

Зайцев он разогнал подальше, чтобы они не мелькали у него перед глазами, а сам опять улегся на травке.

Солнышко ласково припекало, земляники кругом было столько, что Эспен, не сходя с места, собирал ее целыми пригоршнями, под боком у него была сумка, доверху набитая и печеным, и соленым, и жареным, а в кармане лежала волшебная дудочка.

Кажется, чего уж лучше! И в самом деле, Эспен ничего лучшего и пожелать не мог!

А король тем временем не знал ни одной спокойной минуты. Он даже от завтрака отказался и все думал да раздумывал, как это Эспен ухитрился собрать всех зайцев. А так как додуматься он все равно не мог, то он решил сделать вот что: подослать к Эспену фрейлину, чтобы она выведала у Эспена его секрет.

Фрейлина не очень-то обрадовалась такому поручению.

Слыханное ли дело, чтобы первая фрейлина королев­ского двора разговаривала с простым пастухом! Но король не любил, когда с ним спорили, и фрейлине пришлось пойти.

С кочки на кочку, от цветочка к цветочку, точно стре­коза, запрыгала она по лужайке и наконец добралась до опушки леса.

Разговор она начала издалека.

— Добрый день, Эспен!

— Добрый день, фрейлина!

— Не правда ли, какая хорошая погода, Эспен!

— Ваша правда, отличная погода, фрейлина!

— И птички как хорошо поют!

— Прекрасно поют, фрейлина!

Рис. Н.И.БрюхановаРис. Н.И.Брюханова

Фрейлина замолчала, не зная, что бы еще сказать.

И Эспен молчал.

— Послушай, Эспен, а что ты тут делаешь? — спро­сила наконец фрейлина.

— Как видите, пасу зайцев.

— Да ведь они у тебя все разбежались,— засмеялась фрейлина.— Я ни одного не вижу.

— Что ж, что разбежались,—сказал Эспен.— Когда надо будет, я их позову, они все и сбегутся ко мне.

— Это удивительно! — воскликнула фрейлина.— И по­чему это зайцы тебя слушаются?

— Да они не меня слушаются, а мою дудочку,— ска­зал Эспен.— Вот, поглядите сами.

Эспен дунул в свою дудочку, и верно,— все зайцы мигом сбежались на лужайку.

— А хотите, дуну еще раз, и все зайцы снова раз­бегутся.

Эспен дунул еще раз, и верно,— все зайцы разбе­жались.

— Ах, Эспен, что за прелесть эта дудочка,— восклик­нула фрейлина.— Не продашь ли ты ее? Я охотно дам тебе за эту дудочку сто талеров.

— Сто талеров, пожалуй, маловато за такую дудоч­ку,— сказал Эспен.

— Да что ты, Эспен! Надо все-таки и совесть иметь! Ты только подумай — сто талеров! Тебе, верно, и не сни­лись такие деньги!

— Что правда, то правда,— больше одного талера я никогда ни во сне, ни наяву не видал. Ну ладно, давайте мне сто талеров, а в придачу снимите-ка с меня сапоги. Жара такая, что шевельнуться неохота.

Ух как рассердилась фрейлина!

— Невежа! Грубиян! Как ты смеешь!.. Чтобы я, первая фрейлина королевского двора, снимала сапоги с какого-то пастуха!..

— Да ведь я вас не заставляю, — сказал Эспен.— Не хотите, не надо. Только дудочку я иначе не отдам.

Фрейлина чуть не заплакала от досады.

Нет, она ни за что не станет снимать сапоги с этого невежи! Во-первых, она знатная дама, первая фрейлина при дворе короля. Во-вторых, кто-нибудь может увидеть это, и тогда все придворные поднимут ее на смех...

Но что там ни говори, а ведь без дудочки нельзя в замок вернуться.

Она поглядела по сторонам. Нигде никого не было.

— Давай сюда ногу! — решительно сказала фрейлина.

Она зажмурила покрепче глаза, чтобы даже самой не видеть того, что делает, и стащила с Эспена сапоги — спер­ва левый, потом правый.

Наконец все было кончено. Фрейлина отсчитала сто талеров, получила взамен дудочку и, очень довольная тем, что все так хорошо обошлось, побежала домой.

Но все обошлось не так уж хорошо. Когда фрейлина пришла в замок, дудочки у нее не было.

Она готова была поклясться чем угодно, что не поте­ряла дудочку, а все-таки дудочки у нее не было. И в этом нет ничего удивительного. Ведь фрейлина не знала, что дудочка эта — самая волшебная из всех волшебных дудо­чек на свете и что она всегда возвращается к своему хозяину, кто бы ее ни взял, куда бы ни спрятал.

Так оно и случилось. Не прошло и пяти минут после того, как фрейлина ушла, а дудочка уже лежала в кар­мане у Эспена, и, когда наступил вечер, он опять собрал всех зайцев и привел их в королевский замок.

Рис. Н.И.БрюхановаРис. Н.И.БрюхановаНа следующий день король и королева решили подо­слать к Эспену принцессу:

— Уж она-то выманит дудочку у Эспена,—сказала королева.

Принцесса сразу приступила к делу.

— Послушай, Эспен,— сказала она голосом нежным, как пенье жаворонка, — я знаю, ты такой добрый, что не откажешь мне в просьбе. Моя фрейлина говорила, что у тебя есть чудесная дудочка. Продай мне эту дудочку! Я дам тебе за нее двести талеров.

— Такую дудочку я бы никому и за тысячу талеров не уступил,— сказал Эспен.— Но вам, прекрасная прин­цесса, уж так и быть, отдам за двести, только вдобавок набейте-ка мне трубку да раскурите ее хорошенько.

— Ты, кажется, с ума сошел!— закричала принцесса и даже топнула ножкой.— Я скажу моему отцу, чтобы он сегодня же отрубил тебе голову. Ты забываешь, что я принцесса!

— Ну что ж, что принцесса,— преспокойно сказал Эспен. — А такой дудочки и у вас нет.

"Это верно",— подумала принцесса. Потом еще немного подумала и сказала:

— Ну, ладно, давай сюда трубку.

Принцессе пришлось немало потрудиться, прежде чем она раскурила трубку. От горького дыма слезы ручьем катились у нее из глаз, а в носу у нее так щекотало, что она чихнула по крайней мере двадцать семь раз. И это еще не так много,— ведь она была самая настоящая прин­цесса, а принцессы трубок, как известно, не курят.

Наконец противная трубка раскурилась, принцесса отдала Эспену двести талеров, получила дудочку и бегом побежала домой.

Всю дорогу она так крепко сжимала кулак, в котором держала дудочку, что у нее даже рука онемела. И все-таки, когда принцесса вернулась в замок, оказалось, что дудочки у нее нет, словно она сквозь пальцы высколь­знула.

Тогда сама королева решила идти к пастуху.

Надо сказать, что королева была скуповата и никогда денег на ветер не бросала, но тут она сразу, не торгуясь, обещала Эспену триста талеров.

Но Эспену даже этого было мало. Он захотел, чтобы королева еще почистила ему куртку.

Сначала королева отказалась наотрез и даже припуг­нула пастуха змеиным рвом.

Но дудочку от Эспена надо было получить во что бы то ни стало.

Что же королеве оставалось делать, как не согласи­ться? И она согласилась.

Правда, куртку королева вычистила из рук вон плохо, но много с нее и нельзя было спрашивать,— ведь все-таки она была королева.

Получив дудочку, она крепко-накрепко завязала ее в свой шелковый носовой платок, а платок спрятала в кружевной рукав. Но это нисколько не помогло, и, когда королева вернулась в замок, платок был на месте, и за­вязан он был по-прежнему, а волшебной дудочки в нем не было.

Рис. Н.И.БрюхановаРис. Н.И.БрюхановаТут уж король совсем рассердился.

— Что за ерунда! Я вижу, что у меня в королевстве никто ничего не умеет делать. Придется идти мне самому. Иначе мы так и не получим эту дурацкую дудочку.

И вот на следующее утро король отправился в лес.

Он милостиво кивнул Эспену и запросто уселся рядом с ним на травку.

Король угостил Эспена своим королевским табаком и даже дал ему затянуться из своей королевской трубки. Они беседовали как самые добрые друзья, и никто бы не сказал, что один из них —король, а другой — пастух.

Когда все любезности были закончены, король наконец приступил к делу.

— Послушай, Эспен,— сказал ок, пуская дым коль­цами,— говорят, у тебя есть какая-то дудочка.

— Да, есть, — сказал Эспен.— Она, правда, не золотая, но ни один король не отказался бы от такой дудочки.

И он вытащил ее из кармана.

Дудочка, и верно, на вид была неказистая.

Король долго рассматривал ее и для верности даже испробовал ее волшебную силу.  Дунул в один конец,— и все зайцы сбежались, дунул в другой, — все зайцы раз­бежались.

— Да, отличная дудочка, — сказал король.— Я понимаю, что даром ты ее не отдашь. Но я король и во всем посту­паю по-королевски, — я даю тебе за эту дудочку тысячу талеров.

— Тысяча талеров это, конечно, не мало, но для такой дудочки и тысяча талеров цена небольшая. Ну да вот что: видите, там на лугу пасется белая лошадь?

— Конечно. Это моя королевская лошадь. Если хочешь, я дам тебе ее в придачу.

— Нет уж, оставьте ее себе. А я хочу вот что: дайте мне тысячу талеров и поцелуйте эту лошадь, тогда дудочка будет ваша.

Рис. Н.И.БрюхановаРис. Н.И.БрюхановаКороль был очень смущен.

— Послушай, Эспен, нельзя ли придумать какое-нибудь другое условие?

— Нет, ни на что другое я не согласен,— сказал Эспен и лениво зевнул.

— Ну а можно мне поцеловать лошадь через шелко­вый платок?

— Через платок?— Эспен задумался.— А он королев­ский?

— Ну конечно, королевский. Он мой, а я — король, значит, платок королевский.

— Ладно, на это я согласен. Целуйте через платок.

И вот — вы только представьте себе! — король подо­шел к лошади, накрыл ей морду своим королевским плат­ком и звонко чмокнул лошадь три раза.

После этого он отсчитал Эспену тысячу талеров, взял дудочку, положил ее в кошелек, кошелек положил в карман, а карман застегнул на пуговицу. И не на какую-нибудь, а на королевскую, потому что у короля даже пуговицы коро­левские.

Вернувшись в замок, король позвал королеву, прин­цессу и фрейлину, расстегнул карман, вынул оттуда коше­лек, раскрыл его — и что же вы думаете? — дудочки в нем как не бывало.

Это было уж слишком!

Король так рассердился, что решил немедленно каз­нить Эспена.

Королева была совершенно согласна с королем, а это случалось не так уж часто.

Рис. Н.И.БрюхановаРис. Н.И.БрюхановаИ вот, когда поздно вечером Эспен привел заячье стадо в замок, рассерженный король сказал ему, что сегодня его казнят.

Эспен очень удивился.

— Это несправедливо,— сказал он.— Я исправно пас заячье стадо, и теперь вы должны не казнить меня, а от­дать мне в жены свою дочь.

— Пустяки,— ответил король,— сказал казню, значит, казню! Я король, и мое королевское слово неизменно. Раз­ве вот что: если ты сумеешь наговорить целую бочку лжи, да так, чтобы ложь через край потекла, тогда я тебя, пожалуй, помилую.

— Ну, это проще простого! — сказал Эспен.— Прика­жите только выкатить бочку.

И он стал рассказывать обо всем, что с ним было: как он пошел наниматься в пастухи, как встретил на дороге старуху, которая прищемила себе нос, как он помог ей вытащить нос и в награду за это получил волшебную дудочку.

Все очень смеялись над небылицами, которые сочинял Эспен.

— И вот,— рассказывал Эспен,— пришла ко мне пер­вая фрейлина королевского двора и стала просить эту дудочку. Ей так хотелось получить эту дудочку, что она даже согласилась прислуживать мне и сняла с меня сапо­ги — сперва левый, потом правый!

— Неправда! — закричала фрейлина.

И все придворные закричали:

— Неправда!

— Ну, может быть, сперва правый, а потом левый! — сказал Эспен.

— Неправда! Неправда! Он все лжет! — кричала фрей­лина чуть не плача.

— Да ведь мне и велено говорить неправду,— сказал Эспен.— Целую бочку надо наполнить ложью! Слушайте-ка лучше, что было дальше. На другой день явилась ко мне принцесса. Чтобы получить волшебную дудочку, ей пришлось набить и раскурить мне трубку...

— Это ложь! Как ты смеешь!— разгневанно закричала принцесса.

— Ну конечно, ложь,— сказал Эспен.— Правдой бочку не наполнишь, вот я и плету невесть что... А потом при­шла ко мне сама королева...

— Кажется, бочка уже совсем полна,— сказала коро­лева, с беспокойством поглядывая на Эспена.

— Э, нет, еще далеко не с верхом,— сказал король.

Рис. Н.И.БрюхановаРис. Н.И.Брюханова— Ну, раз не с верхом, надо еще врать,— сказал Эспен. — Так вот, пришла ко мне сама королева. Тор­говалась она и рядилась, словно на базаре, и все-таки пришлось ей выложить триста талеров и вычистить мне куртку.

Все придворные так и замерли, а Эспен как ни в чем не бывало спросил:

— Ну, как там,— полна уже бочка?

— Полна, совсем полна,— поспешно сказал король.

— Нет, нет, еще не с верхом,— решительно сказала королева.

Эспен почесал затылок.

— Что бы мне еще придумать? А, знаю! После всех пришел ко мне король. А как раз в это время на лугу паслась его белая лошадь...

— Стой! Стой!— закричал король.— Не видишь, что ли, ложь через край бьет!..

Так и пришлось королю отдать принцессу за простого пастуха, да в придачу еще подарить половину королев­ства, чтобы жил там Эспен Лежебока как ему вздумается, а на его королевскую половину и не заглядывал.

 

 

ДВАЖДЫ ДВА ЧЕТЫРЕ

(З. Топелиус)

З. ТопелиусЗ. Топелиус

 

Заяц и белка были так дружны, что запросто на­зывали друг друга по именам: белка звала зайца Ко­сым, а заяц белку — Рыжехвостой.

Каждый день, встречаясь в лесу, Косой и Рыжехвостая весело приветствовали друг друга.

— С добрым утром, Косой! — говорила белка, пома­хивая пушистым хвостом.

— С добрым утром, Рыжехвостая!— говорил заяц, похлопывая лапками по ушам. — Ты не слышала сего­дня лая собаки?

— Да, сегодня ночью опять лаял Приссе. Но ведь он лает каждую ночь. Я не обращаю на него никакого внимания.

З. ТопелиусЗ. Топелиус

— Ещё бы! Кто же обращает внимание на Приссе! — небрежно отвечал Косой. — Приссе бояться нечего, да­же если бы он был ростом с лошадь.

Поговорив таким образом, друзья шли на промысел.

— Всё, что мы найдём, мы будем делить с тобой поровну, — говорила белка. — Ты получишь ровно столь­ко, сколько я, — не меньше и не больше, а я получу ровно столько, сколько ты, — не больше и не меньше.

— Я согласен, — отвечал Косой.

Сказано — сделано. И друзья отправились в путь.

Когда им попадалась на пути рябина, белка взби­ралась на дерево и сбрасывала красные ягоды Косо­му—ровно столько, сколько съедала сама, не больше и не меньше. Когда же им случалось проходить мимо капустного поля, Косой отгрызал сочные кочерыжки и приносил их Рыжехвостой — ровно столько, сколь­ко съедал сам, не меньше и не больше.

И вот однажды на большой проезжей дороге Ко­сой и Рыжехвостая нашли четыре крупных румяных яблока. Это было так удивительно, что Косой и Рыже­хвостая прямо не верили своим глазам. Откуда могли взяться на дороге эти яблоки?

А дело было очень просто.

Совсем недавно по этой самой дороге шёл Калле Нюгордс. Он шёл в школу и на плече нёс сумку, в которой лежали ломоть хлеба, кусочек сыру и четы­ре яблока. Эти яблоки Калле получил от матери в на­граду за хорошие отметки.

З. ТопелиусЗ. Топелиус

Да вот беда: сумка была дырявая, и через дыру все яблоки выкатились на дорогу.

Но как бы там ни было, Косой и Рыжехвостая на­шли эти яблоки и принялись их делить.

Сперва показала своё искусство в арифметике бел­ка. Она быстро решила эту трудную задачу: Косому досталось одно яблоко, а белке — три.

— Погоди...— сказал Косой неуверенно. — Мне ка­жется, что ты ошиблась. Дай-ка я сам разделю!

Тут только Косой понял, как трудно не ошибиться, когда делишь яблоки.

З. ТопелиусЗ. Топелиус

 

У Косого была своя арифметика, и на этот раз бел­ка получила одно яблоко, а Косой — три.

— Нет, постой-ка, — сказала белка. — По-моему, ты тоже ошибся. Давай попробуем ещё раз.

Конечно, и Косой и Рыжехвостая были не очень сильны в арифметике, но всё-таки оба они отлично понимали, что одно яблоко — это меньше, чем три, а три яблока — больше, чем одно.

И они снова стали ломать себе голову, раздумы­вая над тем, как бы поделить эти яблоки совсем поровну.

А тем временем Калле шёл себе в школу. И вот по дороге ему захотелось полакомиться свежим яб­лочком. Калле сунул руку в сумку... Но напрасно он шарил в ней — яблок как не бывало. Зато на дне сумки Калле нащупал порядочную дыру.

«Выкатились на доро­гуше грустью подумал Кал­ле. — Пойду поищу — может, никто их ещё не подобрал».

З. ТопелиусЗ. ТопелиусИ он повернул назад, в надежде найти своё поте­рянное сокровище.

Не прошёл Калле и ста шагов, как увидел на дороге зайца и белку. Они сидели у края придорожной канавы и о чём-то спорили.

— Поглядите-ка! Это Ко­сой и Рыжехвостая! — вос­кликнул Калле. — Скажите, друзья, не видели ли вы моих яблок?

— Нет, твоих не видели. Но у нас есть свои, — ска­зала белка. — Да вот, кстати, не поможешь ли ты нам разделить поровну четыре яблока. Сколько уж времени мы бьёмся, а никак не можем поделить их так, чтобы одному досталось столь­ко же, сколько другому, — не больше и не меньше.

— Ну, это совсем просто, — сказал Калле. — Каждо­му следует по два яблока.

— Да неужто! — воскликнули Косой и Рыжехвостая в один голос. — Откуда ты это знаешь?

— Как же мне не знать, что четыре разделить на два — два, а дважды два — четыре! — важно сказал Кал­ле.— Я ведь хожу в школу!

— Это удивительно! — Косой и Рыжехвостая пере­глянулись. — Разве в школе учат, что дважды два — четыре?

— В школе всему учат,— сказал Калле.

— Подумать только! И ты всё знаешь?

— Да, почти всё. Я считаю свободно до семью семь, но дальше немного сбиваюсь.

Косой и Рыжехвостая смотрели на него во все гла­за и не могли надивиться его премудрости. Они реши­ли тотчас последовать умному совету: вытащили яб­локи из канавы и приготовились делить их по всем правилам арифметики.

— Да ведь это же мои яблоки! — закричал Калле.

З. ТопелиусЗ. Топелиус
 

— Ну что же, пойдемте со мной, — сказал Калле. — Я как раз иду в школу. Но имейте в виду: вы долж­ны залезть под скамейку и сидеть там совсем смирно, потому что в классе никому не позволяют шуметь.

— А там собаки, случайно, нет? — спросил Косой.

— Собаки? Откуда же в школе может быть соба­ка? Разве что украдкой проберётся Приссе, но его сейчас же выгоняют. Да и кто ж его боится!

З. ТопелиусЗ. Топелиус

— Конечно, бояться его нечего, — сказал Косой.— Ну, а если он всё-таки вздумает кусаться?

— Кусаться? Да он и кусаться-то не умеет, — ска­зал Калле. — Ведь это самый добродушный пёс на све­те! Даже когда я тяну его за хвост, он только смеётся.

— Смеётся?

Косой и Рыжехвостая опять переглянулись. Они никогда не слышали, чтобы собаки смеялись. Но, видно, в школе можно всему научиться! Может быть, и они научатся смеяться?

Друзья решили непременно идти в школу.

— Мы, кажется, не трусы! — сказал заяц.

З. ТопелиусЗ. Топелиус

И вот Косой и Рыжехвостая храбро запрыгали по дороге.

Скоро они все втроём пришли в школу.

Ребята уже рассаживались по местам. Калле сел на своё обычное место, а Косой и Рыжехвостая юркнули под скамейку, да так быстро, что их никто даже не заметил.

В это время прозвенел звонок и в класс вошёл учитель.

— Сегодня мы будем повторять таблицу умноже­ния, — сказал учитель.— Кто мне скажет, сколько бу­дет восемью восемь?

«Ого, это помудрёнее, чем дважды два», — подума­ли Косой и Рыжехвостая и навострили уши.

Но тут дверь чуть-чуть приоткрылась и в класс прошмыгнул Приссе.

По всему его виду можно было сразу догадаться, что его не раз выгоняли отсюда. Он поджал хвост и неслышно пополз на брюхе, норовя поскорее за­браться под скамейку.

И вдруг Приссе насторожился — он почуял побли­зости что-то подозрительное. Приссе стал водить носом, шерсть на нём поднялась дыбом, и он заворчал.

— Ты опять здесь, Прис­се! — закричал учитель.— Сей­час же убирайся! Пошёл вон!

З. ТопелиусЗ. Топелиус

Но Приссе словно не слы­шал, что ему говорил учи­тель. Он был уже около той скамейки, где сидел Калле, и, забыв все правила школь­ного поведения, яростно за­лаял.

И вдруг — фьи-и-ть! — что- то пронеслось по скамейкам, замелькало по столам, и на середину класса выскочили заяц и белка.

К счастью, окно было от­крыто.

Ого, как бросились они удирать!

А вдогонку за ними, заливаясь лаем, мчался Приссе.

Ну и переполох начался в классе! Все повскакивали с мест и бросились к окну. Крик поднялся такой, ка­кого даже на перемене не бывает, и никто в этой су­мятице так и не узнал, сколько же будет восемью восемь.

А тем временем Косой и Рыжехвостая со всех ног улепетывали от добродушного Приссе.

Впрочем, на этот раз его никак нельзя было на­звать добродушным. Сейчас он внушил бы страх хоть кому —хвост трубой, пасть разинута, глаза навыкате. Он даже не мог лаять, а тоненько, пискляво тявкал — совсем так, как тявкают его сородичи, настоящие охотничьи собаки, когда нападают на свежий след зайца.

Ещё немного — и он нас­тиг бы свою добычу. Но Косой и Рыжехвостая были уже на опушке.

Одним духом белка взо­бралась на высоченную сос­ну и спряталась в её гус­тых ветвях.

Приссе волчком закру­жился вокруг сосны. Он бешено лаял и рычал, но разве это могло помочь! Рыжехвостая была не так глупа, чтобы вылезти из своего убежища, и, прита­ившись среди веток, толь­ко посмеивалась.

А пока Приссе лаял и прыгал вокруг сосны, Ко­сой, не теряя времени, скрылся в лесу.

Так Приссе и вернулся в школу ни с чем, очень смущённый своей неудачей.

Когда опасность миновала, друзья встретились в лес­ной чаще под кустом можжевельника. Если бы они умели смеяться, весь лес, наверно, звенел бы от их смеха. Но и теперь они очень веселились, вспоминая свои приключения.

— Ты заметила, какой глупый этот Приссе? — ска­зал заяц.— Он, кажется, вообразил, что можно догнать меня! А ведь я бежал даже не во всю прыть.

З. ТопелиусЗ. Топелиус

— А ты заметил, что он совсем не может лазить по деревьям? — сказала белка.

— И что это Калле выдумал, будто он умеет сме­яться? — сказал Косой.— Он лает, как самая обыкно­венная собака. А мы-то поверили, что Калле всё знает!

— Да, если знаешь, что дважды два — четыре, это ещё не значит, что знаешь всё! — с важностью произ­несла белка.

И это, конечно, совершенно верно.

 

 

к содержанию