Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

 

СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЕК

(Л. Воронкова. Повесть)

  

БЕДОВАЯ КУРИЦА 

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингТаня спала под светлым ситцевым пологом. Утром к маленькому оконцу подошёл петух — да как запоёт!

Таня и проснулась. Она подняла полог, посмотрела в оконце — солнышко уже высоко.

Таня слезла с постели и в одной рубашонке вышла во двор.

На дворе мать кормила кур:

— Цып-цып-цыпа-а-а!

Со всех сторон — и с усадьбы, и с улицы, и со двора — бежали и летели куры. Они хлопали крыльями и кудахтали.

—  Ну, как, Танюша, спала?—спросила мать,— Видно, крепко? Моя бригада уже наработалась — мы целый луг скосили и валы разбили, а ты только-только глаза открыла! Ну, расскажи, какие тебе сны снились.

Таня посмотрела на синее небо, на зелёные берёзы... По­смотрела матери в лицо, в её весёлые глаза, улыбнулась и сказала:

—  Не знаю.

Куры расторопно клевали корм. А одна — рябая, мохно­ногая — опоздала.

Рис. Н. КноррингРис. Н. Кнорринг

Она спешила откуда-то издалека — шею вытянула, крылья распустила — да впопыхах и налетела на Таню. Таня даже покачнулась.

—  Вот бедовая! — сказала Таня.— Людей с ног сшибает.

А мать засмеялась и поцеловала Таню в тёплые светлые завитки на макушке.

—  Эх ты,— сказала она,— хохлаточка моя! С курицей не справилась! Беги умойся да платье надень, а то бабушка скоро завтракать позовёт.

 

 

ЛАСТОЧКИ

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингТаня прошла через двор к палисаднику.

Возле сирени на самом солнцепёке росли в палисад­нике весёлые цветы мальвы.

Таня подняла голову к розовым бутонам — как они высо­ко растут! — взялась рукой за шершавый стебель; стебель покачнулся, и капелька росы из алого цветка упала ей пря­мо на лицо.

—  Ещё один расцвёл! — закричала Таня.— Мамушка, гляди — самый красный развернулся! Вот бы наш папка поглядел, если бы жив был,— он бы обрадовался!

Мать сжала губы и ничего не ответила. У Тани отца не было — он погиб на войне.

—  А что, не правда? — сказала Таня.— Не обрадовал­ся бы? А ты сама всегда говорила, что папка эти цветы лю­бил!

—  Любил,— ответила мать.

Рис. Н. КноррингРис. Н. Кнорринг

С шумом пролетела стайка маленьких чёрных ласточек, нагрянула на старую берёзу.

—  Любил он эти цветы...— повторила мать,— и ласточек любил. Ишь как кричат, как рты разевают. Уже оперились, а всё ещё у матери корму просят.

Пролетела, просвистела синим крылом большая ласточ­ка, поймала на лету козявку и сунула детёнышу в широкий жадный рот. Маленькая птичка трепыхнула крылышками и чуть с ветки не свалилась.

А остальные ещё пуще подняли крик.

В это время пришёл дедушка.

Он убирал на конюшне лошадей, потому что он колхоз­ный конюх.

Дедушка стал мыть руки под рукомойником. А бабушка увидела из окна, что дед пришёл, и закричала:

—  Эй, народ честной, идите завтракать!

 

 

ТАНИН ПИРОЖОК

 

Рис. Н. КноррингРис. Н. Кнорринг

Все сидели за столом: дедушка, бабушка, мать и Таня.

На столе стоял большой медный самовар и фыркал па­ром. Рядом с ним дымился горшок топлёного молока с ко­ричневой пенкой.

Чашки у всех были разные. У бабушки — голубая, у ма­тери— с ягодками, у Тани — с петушками.

У деда не было чашки. Он пил чай из стакана. А на ста­кане была только одна синяя полоска. 


Бабушка достала из печки блюдо горячей картошки. По­ставила на стол большую миску студня. А Тане на блюдце бабушка положила пухлый румяный пирожок.

Таня обрадовалась.

—  Эй, дедушка,— крикнула она,— а у тебя пирожка не­ту! А у меня-то есть!

—  Подумаешь, пирожок! — ответил дед.— А зато я вижу синенькую птичку, а ты нет.

—  Где, где синенькая птичка!

—  Да вон, на берёзе сидит.

Таня высунулась из окна. Посмотрела на одну берёзу, посмотрела на другую. И на липу посмотрела.

—  Где же эта птичка?

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингА дед встал из-за стола, вышел на крыльцо, и когда вер­нулся, то опять сказал, что видел синенькую птичку.

—  Да ты не слушай старого! — сказала бабушка.— Он нарочно.

  Вот ведь какой ты, дед,— рассердилась Таня,— всё обманываешь!

Она села на своё место, хотела взять пирожок, а пирож­ка-то нет! Таня посмотрела на всех по очереди — кто взял пирожок? Мать смеётся. Только у неё пирожка нет. И у ба­бушки нет...

А дед удивляется:

— Что? Пирожок пропал? Э, да не его ли я сейчас во дворе видел?

—  Как так — во дворе?

—  Да так. Я иду в избу, а пирожок мне навстречу. Я спрашиваю: «Ты куда?» А он говорит: «Я на солнышко, погреться». А ну погляди, нет ли его на крылечке.

Таня выбежала на крылечко, смотрит — и правда! Лежит пирожок на перильцах. Лежит, греется на солнышке. Таня обрадовалась, схватила пирожок и прибежала обратно.

—  Нашла беглеца? — спросила мать.— Ну вот и хорошо. Садись чай пить. Да ешь скорей свой пирожок, а то как бы опять не сбежал!

А бабушка покачала головой и проворчала тихонько:

—  Эх, старый! И всё бы ему шутки пошучивать!

 

 

СНЕЖОК

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингНа деревне звонил колокол.

Это значит — колхозникам пора на работу. Мать повязалась платком, взяла грабли и пошла на луг. Дед отправился на конюшню посмотреть Зорьку.

У Зорьки скоро должен родиться жеребёнок, поэто­му дед всё ходит и смотрит и всё тревожится.

Таня взяла куклу, обняла её и вышла на улицу. Эта кук­ла была не её — кукла была Алёнкина, в новеньком го­лубом платье. Алёнка только вчера сшила его.

На зелёной лужайке среди улицы маленькие ребятишки играли в «каравай».

Тут был и Ваня Берёзкин, и Дёмушка — Алёнкин брат, и Катя Перепёлкина, и Костя Беляк... С ними была пионерка Ариша Родионова; она учила ре­бятишек петь:

Каравай, каравай,
Кого любишь, выбирай! 

Пионеры часто устраивали всякие игры с маленькими ребятишками. Ариша увидела Таню и позвала её:

—  Таня, иди с нами в «каравай» играть!

—  Иду! — откликнулась Таня.— Вот только куклу поса­жу куда-нибудь.

Таня хотела посадить куклу около двора, на брёвнышко, но тут из-под крыльца выскочил Снежок, молодой лопоухий пёс с озорными глазами.

Он уже успел сбегать на скотный двор, сунулся в свиную кормушку, промчался на реку к ребятам, которые ловили рыбу, и ухитрился стащить у них из ведра плотицу. Вер­нувшись, доел в своей плошке вчерашние щи, улёгся в хо­лодке и решил вздремнуть. Но увидел Таню — не вытерпел и начал прыгать вокруг неё, хватать её за платье то с одного бока, то с другого.

—  Отстань, Снежок! — прикрикнула Таня. — Отстань, го­ворят!

Она оттолкнула Снежка и нечаянно выронила куклу. А Снежок словно этого и ждал — подскочил, схватил куклу и помчался по улице.

Ребятишки засмеялись. 

—  Держи его! — закричал Дёмушка.

Рис. Н. КноррингРис. Н. Кнорринг

Таня бросилась за Снежком:

—   Отдай куклу! Отдай куклу, озорник!

Но Снежок припустился ещё сильнее. Наверно, он думал, что Таня играет с ним. Он промчался по улице, распугал гусей и за вётлами возле пруда свернул на усадьбу. Таня бежала за ним — сначала по дорожке, потом по траве до самого перелеска. Снежок бросился в кусты и скрылся. Таня видела только, как метнулся за кустами его белый лохматый хвост.

Таня остановилась.

 

 

ТАНЯ ВЪЕЗЖАЕТ В ДЕРЕВНЮ

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингВысокая трава со всех сторон окружала Таню. Тон­кие лиловые колокольчики покачивались перед ней. Словно белые вырезные тарелочки, блестели в траве ромашки. Ма­линовая липкая дрёма легонько цеплялась за платье.

Где-то внизу, в траве, на сто голосов стрекотали кузне­чики.

Таня оглянулась. Ничего не видно, только головки цве­тов пестреют перед глазами. Да ещё видны ольховые кусты, куда убежал Снежок, и ёлки вдали, высокие и хмурые...

— Снежок! — позвала Таня.— Снежок, где ты?

И пошла дальше, до самых кустов.

Свежая зелёная тень лежала в кустах, и кругом было тихо-тихо.

Тане стало страшно. Она повернула назад, попробовала бежать... Но куда побежишь, когда ни тропки нет, ни дорож­ки и дом неизвестно где! Таня вышла на бугорок, оглянулась и заплакала. Сначала она плакала потихоньку, а потом при­бавила голосу. Ей казалось, что она теперь никогда не уви­дит мать, и бабушка больше не испечёт ей пирожка, и дед не встретит её у конюшни. И она закричала громко и от­чаянно:

— Мама-а! Мамушка-а!

Но никто не отвечал ей, только орешник шептал что-то своими шершавыми листьями.

Вдруг откуда-то издали сквозь кусты долетела к Тане пе­сенка. Прозвенела и умолкла, словно ветерок унёс её. Таня обрадовалась: значит, где-то близко народ есть — и побежа­ла туда, откуда донеслась песня. Пушистые пахучие цветы кивали Тане из-под кустов. На светлых полянках из травы поглядывали на Таню красные ягоды... Но Таня бежала не останавливаясь.

Скоро берёзки и орешины расступились, и Таня вышла на широкий солнечный луг. Скошенная трава рядами лежа­ла на лугу. А на дальнем конце луга колхозницы ворошили сено. И среди них Таня сразу увидела свою мамушку. Бе­жать по скошенному колко, и Таня тихонько пошла через луг.

— Ты как сюда попала? — удивилась мать.

— Снежок куклу утащил,— сказала Таня,— вот я за ним и побежала.

— А где же кукла?

Не знаю. Он её спрятал где-то...

— Вот какой негодный этот Снежок! — сказала мать.— Ну, мы ужо ему зададим!

Мать разговаривала с Таней, а сама не переставала во­рошить сено. Она шла в рядок с другими колхозницами, се­но так и шумело под её быстрыми граблями.

— Мамушка,— сказала Таня,— в кустах ягод много!

— Ну вот, поди да посбирай.

— А я одна боюсь... Пойдём с тобой!

— Что ты, дочка! — сказала мать.— Да когда мне за яго­дами ходить? Ведь я же бригадир. А наша бригада с Марь­иной соревнуется. Что же, ты хочешь, чтобы твоя мамка от­стающей была? Вон, смотри, как в Марьиной бригаде работают, торопятся!

Таня посмотрела на соседнюю делянку. Там колхозницы разбивали свежие, недавно скошенные валы. Таня огля­нулась: у кого больше сена — у тётки Марьи или у ма­тери? У матери, пожалуй, больше... Помочь бы, да граб­лей нет. 

— Иди-ка ты домой, Танюша,— сказала мать,— а то скоро жара начнётся.

— А куда мне идти? — ответила Таня.— Я дороги не знаю.

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингТётка Наталья, которая шла рядом с матерью, засмея­лась:

— На край света зашла!

А девушка Настя сказала:

— Танюша, вот Серёжа Таланов с косьбы едет — он тебя подвезёт, беги к нему! — И закричала: — Серёжа! Подвези Танюшку домой!

По дороге, по краю луга, шли две лошади, запряжён­ные в косилку.

Металлические колёса косилки поблёскивали на солнце. Лошадьми правил парнишка. Он сидел, сдвинув на затылок рыжую кепку, и покрикивал:

— Ну-ну, шевелись! Домой, на отдых — ну-ка!

Серёжа посадил Таню на сиденье косилки, а сам пошёл рядом с вожжами в руках.

И отсюда, с высоты косилки, Таня увидела вдали какие-то крыши, выглядывающие из-за кустов.

Возле одной крыши стояли высокие берёзы, которые по­казались Тане очень знакомыми.

— Это чей колхоз? — спросила Таня.

— Вот так раз,— засмеялся Серёжа,— своей деревни не узнала!

Тане стало очень весело. Оказывается, она совсем неда­леко от дома. Ну конечно, это их деревня. И эти берёзки — их берёзки, которые у них во дворе растут. Таня подумала: вот как хорошо будет, когда она въедет на косилке в дерев­ню! Только бы девчата были на улице.

Всё случилось так, как хотелось Тане.

Её подружки были на улице — и Нюра, и Алёнка, и ма­ленькие ребятишки. Все они стояли и смотрели, как проеха­ла на косилке Таня.

 

 

НЕПРИЯТНЫЙ РАЗГОВОР

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингСерёжа ссадил Таню среди деревни. Ребятишки окружи­ли её:

— Где была?

Таня начала рассказывать: она зашла далеко от дома, заблудилась в лесу; два волка выглядывали на неё из-за деревьев, хотели напасть, да побоялись... Вдруг Алёнка спросила:

— А кукла моя где?

Таня сразу замолчала, забыла и про лес и про волков. Она глядела на Алёнку и просто не знала, что сказать. Алёнка почуяла недоброе.

— Отдавай куклу! — сказала она. 

В это время на крыльцо вышла бабушка.

— Татьянка! — закричала она.— Иди слазь на чердак — собери яички!      

Таня встрепенулась.

— Я тебе её после принесу! — сказала она Алёнке и по­бежала домой.

Вот спасибо бабушке, вот выручила Таню!

Таня подошла к лестнице на чердак, взялась за пере­кладину и остановилась.

— Ну, что же ты? —спросила бабушка.

— Боюсь... А вдруг лестница упадёт?

— Лестница-то не упадёт,— сказала бабушка,— а вот лукошко-то с яйцами ты, пожалуй, уронишь. Полезем-ка вместе — кто яйца собирать, кто лукошко держать.

На чердаке было тихо, светло. Солнышко сквозило из-под застрех, и в слуховое окно падали широкие светлые лу­чи. Под крышей висело много берёзовых веников — это бабушка и мать их на зиму заготовили. От веников шёл крепкий горьковатый запах.

Возле стенок ютились соломенные плетушки. Это гнёзда для кур. Сюда куры приходят класть яйца.

— Ну, давай яйца собирать, — сказала бабушка.

Таня держала лукошко, а бабушка снимала с гнёзд и складывала в лукошко яйца. Со всех гнёзд собрали, только по одному яичку оставили в каждом гнезде — это чтобы ку­рам охотнее было нестись. Потом бабушка сказала:

— А загляни-ка вон в то гнёздышко: есть там что-нибудь?

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингТаня взглянула:

— Ничего!

— А скорлупки возле гнезда валяются?

— Нет. Никаких скорлупок нету!

— Что такое! Какой-то зверь повадился яйца таскать — подследить надо!

Вдруг Таня ухватилась за бабушкин фартук: в одном из тёмных углов среди веников торчали длинные жёлтые ко­лючки.

— Бабушка! Вон он — зверь-то!

— Да где такое? Где ты видишь?

— Да вон он... Колючки торчат!

— Фу, глупая! — сказала бабушка.

Она подошла прямо к «зверю», схватила его за колючки и стащила вниз.

Таня поглядела — а это старый деревянный гребень, на котором бабушка зимой кудельку прядёт.

— Ну что? Страшный зверь? Таня засмеялась:

— А я подумала — может, это он яйца таскает!

ПОРОСЁНОК

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингТаня подошла к слуховому оконцу, поглядела вниз — ух, до чего высоко!

И отсюда она увидела, что Алёнка сидит у них во дворе на брёвнышке, дожидается Таню. Таня нахмурилась: вот беда! Ну что она скажет Алёнке? Хоть бы спрятаться от неё куда-нибудь...

Таня слезла с чердака и через заднюю калитку пробра­лась в коровник. Оттуда она хотела пройти прямо на усадь­бу да и убежать подальше.

Но около овчарника Таня поскользнулась на соломе и схватилась за щеколду, чтобы не упасть. Щеколда вдруг вы­скочила, и дверь открылась.

В овчарнике жил поросёнок. Поросёнок скучал в тесном и душном закутке. Когда дверь открылась, он сразу поднял пятачок, понюхал свежий воздух, радостно хрюкнул и со всех ног ринулся из овчарника.

— Ай! — закричала во дворе Алёнка.

Таня стояла за дверью овчарника и смотрела, как буше­вал поросёнок. Он вертел головой, хрюкал и носился по дво­ру взад-вперёд, взвизгивая от радости. Подбежал к ска­мейке — опрокинул её. Подбежал к тазу с водой — перевер­нул таз и воду пролил. А потом увидел Алёнку и быстро за­семенил к ней. Алёнка вскрикнула, выбежала со двора, и синее платье её замелькало за палисадником.

— Вот как! —засмеялась Таня. И тотчас закричала: — Бабушка, бабушка, скорей — поросёнок выскочил!

 

 

СРАЖЕНИЕ

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингТанины куклы жили на полу под лавкой.

Их горница с одной стороны была отгорожена бабушкиным сундучком, а с другой — полосатой занавеской.

В горнице стоял деревянный чурбачок, на нём лежала перина и было постелено пёстрое одеяло. Это была кровать. Другой чурбачок был покрыт белым лоскутком — за этим чурбачком куклы обедали. А в жестяной коробке, которая была сундуком, хранились куклины платья.

Куклы у Тани были тряпичные, с размалёванными ще­ками и с волосами из пакли. Таня хмуро сидела перед ними, подперев кулаком подбородок.

«Может, Алёнке Грушу отдать? Жалко. У неё кофточка красная. Матрёшу? Тоже жалко. Дуньку? Вот Дуньку не жалко — она совсем чумазая и волосы у неё почти оторва­лись. Но Дуньку Алёнка не возьмёт, пожалуй».

В это время в избу вошла Алёнка. Таня покраснела и тотчас задёрнула занавеску.

— Давай мою куклу! — потребовала Алёнка.— Где она у тебя?

Рис. Н. КноррингРис. Н. Кнорринг

— Она спит,— сказала Таня.

— Где спит? Покажи!

— Не покажу!

— Ты что, не отдавать, да?

Алёнка отдёрнула занавеску. Одни Танины куклы сидели в горнице, а её, новой, нарядной, не было.

— Отдавай! — закричала Алёнка.— А то я сейчас твоих всех... Вот! Вот! 

И начала швырять Таниных кукол по всему полу. Грушу в красной кофточке она подкинула так высоко, что та проле­тела через всю избу и шлёпнулась в кадушку с водой.

Тогда Таня рассердилась.

— Уходи из избы! — закричала она.— Уходи!

Она схватила веник и замахнулась на Алёнку, Алёнка испугалась веника и побежала на улицу. На пороге она столкнулась с Таниной бабушкой.

— Это что за война? — сказала бабушка.

Таня и Алёнка закричали обе сразу:

— Она моих кукол расшвыряла! А одна вон как намок­ла— даже полиняла вся!

— А она мою куклу не отдаёт! Пусть отдаст!

— Так чего ж ты Алёнке куклу не отдаёшь, а? — спро­сила бабушка.

Таня опустила голову и заплакала. Бабушка обняла её:

— Чего же тут плакать? Надо отдать, да и всё!

Таня уткнулась в бабушкину кофту:

— Да как же я отдам, когда её Снежок в кусты утащил!

Бабушка погладила Таню по голове и сказала:

— Вот нашли из-за чего ругаться да драться! Да я вам ужотко ещё лучше куклу сделаю!

 

 

НА ПОЛДНИ

Прозвонил колокол на обед. Мать пришла с работы и по­ставила грабли у крыльца.

Таня выбежала к ней:

— Мамушка! Ну, чья бригада больше сработала — твоя или Марьина?

Мать улыбнулась:

— Моя.

— Ну, значит, теперь за ягодами можно?

— Вот какая ты, дочка! — сказала мать с упрёком.— Мы-то свой участок убрали, а Марьина бригада ещё не управилась.

— Ну и пусть они управляются!

— А если дождь?

— Ну и что же? Сено-то Марьино!

— Не Марьино и не моё, а наше общее, колхозное. Мы свою делянку убрали — значит, надо Марьиной бригаде по­мочь. Чем больше мы сена уберём, тем больше скотины у нас в колхозе будет. А чем больше скотины, тем колхоз богаче. А чем колхоз богаче, тем и нам с тобой жить лучше! Поня­ла? Ну-ка, принеси из сеней холодной водицы — я руки вы­мою, да надо идти на полдни, корову доить!

Рис. Н. КноррингРис. Н. Кнорринг

Мать вытерла фартуком потное, красное от загара  лицо, вымыла руки, взяла подойник и пошла доить корову на луг, туда, где стадо полднюет — отдыхает в холодке, пережидает полуденную жару.

Таня увязалась за ней. Кого бы ещё позвать? Разве Нюру Туманову? Нюре не очень-то хотелось идти по жаре, но она подумала, что хорошо бы искупаться, и пошла.

Таня не знала, звать ей Алёнку или нет. Может, она те­перь губы надула и сердится? Но Алёнка увидела, что де­вочки собрались на луг и сама прибежала. А Дёмушку и звать не надо было — он и так нигде не отставал.

Только Снежок остался дома. Он приподнял голову, по­смотрел на них из-под крыльца и опять улёгся — не стоит бе­жать, в холодке лучше... И к тому же Таня больно оттас­кала его за уши, когда он вернулся. Ну их, пусть идут...

Но когда девочки зашли за околицу, Снежку стало скуч­но. Он вскочил и пустился за ними, хлопая ушами.

Шли через ржаное поле по горячей белой дорожке. Гус­тая рожь стояла по сторонам — ничего не видно, только си­нее небо да высокие колосья над головой. Колосья задевали волосы матери, проводили ей по щекам своими шелковисты­ми усиками.

— Хорошая нынче рожь,— сказала мать,— ишь как дружно колосится!

За ржаным полем на цветущей луговине стояли малень­кие домики. Это колхозная пасека. Пчёлы гудели над пёст­рыми цветами.

— Идите потихоньку! — предупредила мать.— Не бегай­те, не сердите пчёл.

Таня спряталась за мать, уцепилась за её юбку.

Алёнка тоже шла осторожно и зорко поглядывала кру­гом — не летит ли откуда пчела. А Нюра и совсем затаила дыхание.

Вдруг Дёмушка остановился и закричал:

— Алёнка!

Он стоял и отмахивался рукой от пчелы, которая гудела над его головой. Но чем больше он отмахивался, тем серди­тее гудела пчела.

Дёмушка побежал, и в эту минуту — раз! — пчела тяп­нула его прямо за щёку. Да так больно, будто огнём обо­жгло. Дёмушка заревел.

— Ничего,— сказала мать,— пройдёт!

Дёмушка поплакал и перестал. А когда пришли на луг, где коровы отдыхали, то все увидели, что щека у Дёмушки раздулась, будто он засунул туда орех. Девочки поглядели на него и засмеялись:

— Дёмушка, покажи, что ты за щёку спрятал?

 

 

НА РЕКЕ

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингСтадо полдневало в лесочке у реки. Коровы стояли и ле­жали среди берёзок в холодке и лениво жевали жвачку. Две пёстрые коровы забрели по колено в воду и стояли там не­подвижно. Доярки с колхозной фермы уже доили коров. Ко­ровы были все крупные, чёрные с белым.

На зелёной луговинке, под тенью берёзы, блестели боль­шие светлые бидоны. Учётчик Петя Дроздов стоял возле этих бидонов. Доярки приносили к нему тяжёлые, полные молока подойники:

— Это — от Зорьки...

— Это — от Красотки...

— Это — от Ласточки...

А учётчик мерил молоко, чтобы знать, сколько какая ко­рова даёт молока, и сливал надоенное в бидоны.

Мать пошла искать свою корову. Белая черноглазая Мил­ка лежала под кустом. Она увидела хозяйку, встала не спе­ша и вытянула шею: корочка есть? Мать дала Милке ко­рочку, погладила её и села доить.

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингДевочки уже плескались в речке, брызгались и визжали на весь луг. Таня очень любила свою речку. Да и как было не любить её — такая она тихая, светлая, все камушки и ра­ковинки на дне видны сквозь воду!

Тут, где вода еле достаёт до колен, хорошо. А вон у того берега, под густыми вётлами, вода тёмная, и на дне ше­велятся косматые водоросли. И, как нарочно, жёлтые бубен­чики растут именно там. Из их стеблей можно делать очень красивые цепочки, а среди жёлтых лепестков у них есть твёрдые тёмно-зелёные кувшинчики, которые годятся для ку­кол. Но попробуй достань их!

Вскоре на реку пришли ребята. Они прошли мимо дев­чонок на омут — не будут же они здесь, на мели, барахтать­ся! А потом Серёжа Таланов взял да и приплыл с омута, залез в осоку и начал рычать, будто какой-нибудь зверь.

Девочки сначала испугались. А потом увидели, что это Серёжа, и пристали:

— Достань бубенчиков!

 Серёжа стал на самом глубоком месте — там ему было чуть-чуть выше пояса.

— И купаются тоже! — усмехнулся он.— Тут и окунуть­ся-то негде. Эх, мелюзга!

Но бубенчики достал, бросил их на берег. А сам уплыл обратно на омут. Мать подоила корову, подошла к реке.

— А ну-ка, вылезайте! — сказала она,— Ведь посинели, а всё-таки будут в реке сидеть, пока не выгонишь!

  

 

ДЕДОВА КАЛОША

После обеда мать снова ушла на покос. Бабушка легла на лежанку отдохнуть, а дед взял дерюжку и отправился куда-то искать холодку.

Таня сунулась было к бабушке:

— Бабушка, что же ты, про куклу-то забыла?

Но бабушка отмахнулась от неё, как от мухи:

— Да не забыла, сделаю... Уйди, дай отдохнуть!.. — И отвернулась к стенке. Тихо и сонно стало в избе. Таня вышла на улицу.

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингСтояла жара. Солнце так припекало, что на дорожке у крыльца босыми ногами горячо было стоять. Птицы при­молкли... Куры попрятались в тень под сиренью и лежали, раскрыв клювы от жары.

Гуси столпились возле таза с водой, ныряли головами в воду, булькали. Потом гусак при­думал: влез в таз и уселся. Вода полилась через край, а он, весьма довольный, плескался и встряхивал крыльями. Когда он вылез, воды в тазу осталось на донышке, да и та была грязная-прегрязная.

Таня заглянула под крыльцо:

— Снежок, ты тут?

Снежок лежал неподвижно, вытянув лапы. Он открыл один глаз, посмотрел на Таню и снова закрыл: не до тебя, пропадаю от жары!

Таня встретила на улице Алёнку:

— Пойдём за цветами на луг? Венков навьём!

— Пойдём,— сказала Алёнка.

Девочки пошли на луг. Но только дошли они до околи­цы, как вдруг вдоль деревни пролетел вихрь. Зашумели вётлы над прудом, закружились по дороге соломинки и клоч­ки сена. Чёрная туча поднялась из-за сарая и надвинулась на небо.

Мимо околицы к большим сараям, одна за другой, про­мчались грузовые машины, чуть не до облаков нагружен­ные сеном. Машины круто затормозили у раскрытого сарая. Из кабин торопливо вылезли колхозницы, приехавшие с покоса. Шофёры тоже выскочили. И все, с опаской погляды­вая на тучу, принялись развязывать верёвки, которыми бы­ло перетянуто сено.

Торопливо подошёл председатель колхоза Степан Пет­рович.

— Давай скорей! — закричал он.— Туча близко!

Сено свалили с машин, и все бросились убирать его. Сено поддевали вилами и таскали в сарай. И сам председатель таскал — он самые большие охапки поднимал на вилах.

Около скотного двора доярки мыли бидоны.

— Глядите, туча-то какая! — крикнул им учётчик Петя Дроздов.— А у сараев сено не убрано... Девчата, бросай бидоны, побежим помогать! Сено намочит!

Доярки сунули под навес вёдра и бидоны и побежали вслед за Петей к сараям убирать сено.

— Алёнка, а мы-то что стоим? — спохватилась Таня.— Давай и мы помогать!

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингОни побежали к сараю, схватили прислонённые к стене грабли и принялись сгребать сено, которое ветер уже успел разнести по лужайке.

— Молодцы, молодцы, девчатки! — сказал им Степан Петрович.— Так и надо! Привыкайте о колхозном добре за­ботиться.

И только убрали сено в сарай, только втащили послед­нюю охапку, как снова рванул вихрь, загудел и помчался по усадьбам.

— Буря идёт,— сказала Алёнка.— Бежим скорее до­мой!

Девочки побежали. Ветер трепал их платья и волосы. И только успели они вскочить на крыльцо, как по крыше за­стучали крупные капли дождя.

Дождь хлынул сразу, густой, шумный, хлынул так по­спешно, что солнышко и спрятаться не успело. И оттого, что светило солнце, дождь блистал и сверкал, будто звон­кое серебро падало с неба.

Сразу по двору побежали ручьи, а возле коровника разлилась большая лужа.

Перестал дождь так же сразу, как и начался, будто опро­кинули на землю огромный ушат воды. Ещё ярче засияло солнце, ещё душистее запахла цветущая липа. По всей де­ревне звонко запели петухи.

— Ух, и лужу нахлюпало! — сказала Таня.— Вот бы лодку пустить!

— А лодка-то у нас где? — возразила Алёнка.

На крыльце стояли большие дедовы калоши. Таня сбега­ла и принесла одну калошу:

— Вот тебе и лодка!

Калоша поплыла. Но вскоре в неё набралась вода. Ка­лоша отяжелела, а потом вдруг повернулась набок, хлеб­нула воды, булькнула и утонула.

В это время на крыльцо вышел дед.

— Эй, бабка,—закричал он,— а где моя калоша?

— Здравствуйте! — ответила бабушка.— Калоши рас­терял!

— Да тут же они стояли! Одна здесь, а другой нет. Мне идти надо, а они куда-то калошу задевали!

Таня и Алёнка торопливо шарили по дну лужи. Калошу вытащили, вылили из неё воду. Но как её подать деду, та­кую мокрую?

А дед поворчал-поворчал и пошёл на конюшню в одной калоше.

Тогда Таня потихоньку пробежала на крыльцо и постави­ла калошу. Потом они вместе с Алёнкой сели на бревно под солнышко сушиться.

Немного погодя вышла бабушка, увидела калошу, пока­чала головой:

— Совсем чудной старик становится: битый час калошу искал, а она на месте стоит!

Тут Таня не выдержала.

— Бабушка,— сказала она,— ты не говори на дедушку «чудной старик»! А как же он найдёт свою калошу, когда она у нас в луже утонула?

Бабушка только руками развела. А Таня схватила дедову калошу и поставила её к печке — у печки она поскорей вы­сохнет.

 

 

МАЛЕНЬКИЙ СОКОЛИК

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингСолнышко сошло с полуденной высоты, но пригревало ещё очень горячо. Так горячо, что видно было, как над зем­лёй дрожит и струится знойный воздух.

Таня с Алёнкой сидели на брёвнышках и слушали, как под навесом щебечут молодые ласточки. Вдруг на задворки прибежала Нюра.

— Вы тут сидите и ничего не знаете,— закричала она,— а на конюшне жеребёнок родился!

Все побежали на конюшню. Конюшня стояла на самом краю деревни, возле пруда. Она была большая, со стеклян­ными окошками. Лошадей в конюшне не было — все работа­ли. Только в одном стойле стояла рыжая Зорька. Дед подстилал ей чистую солому. Он увидел ребятишек и заворчал:

— Ну, чего пришли? Не видали вас!

Но девочки всё-таки подошли поближе и увидели, что возле Зорьки стоит маленький жеребёночек.

— Ух ты, миленький! — воскликнула Таня,— Ух ты, хорошенький! А на лбу звёздочка!.. Дедушка, дай я его поглажу.

— Нет уж, не гладь,— сказал дед.— Видишь, он и так боится.

Жеребёнок поводил ушами, косился на Таню, прижимал­ся к матке. А дед ласково уговаривал его:

— Ну-ну, Соколик, не пугайся! Мы тебя не обидим.

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингПрихрамывая, шёл мимо конюшни счетовод Иван Сер­геевич. Он пришёл с войны раненый, с тех пор с костылём ходит.

— Эй, Мироныч! — крикнул он деду.— Говорят, у тебя прибыль сегодня?

— А то как же! — гордо ответил дед,—Иди полюбуйся.

Счетоводу жеребёнок понравился.

— Ишь ты, долгоногий какой! У нас в кавалерии такие были.

Шла на пруд тётка Марья. Поставила вёдра среди доро­ги и тоже зашла в конюшню.

— Вот и хорошо,— сказала она,— хозяйство наше при­бавляется.

Потом пришёл старик сторож. Ему тоже хотелось же­ребёнка посмотреть. Но дед увидел, что много народу соб­ралось, замахал рукой:

— Нет уж, идите-ка, пожалуй! Нечего лошадь трево­жить.

Все пошли со двора.

— Будь здоров, Мироныч,— сказали деду,— выхаживай коня.

— Да уж выходим,— ответил дед,— не беспокойтесь!

Но девочкам не хотелось уходить. Они ещё постояли у во­рот, посмотрели, как жеребёночек ходит возле матки и пома­хивает хвостом. А хвост у него пушистый, кудрявый и ещё совсем маленький.

 

 

НОВАЯ КУКЛА

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингТаня и Алёнка прибежали к бабушке.

— Бабушка,— закричала Таня,— мы Соколика видели!

— Рыженький,— сказала Алёнка,—на лбу звёздочка, а ноги длинные-длинные!

Но бабушка словно и не слышала. Она шила у окна. А около неё на лавке лежал мешочек с лоскутками. Алён­ка тихонько толкнула Таню:

— Спроси про куклу-то!

— Бабушка,— сказала Таня,— ты всё какие-то заплатки пришиваешь, а про куклу и забыла совсем!

— Забыла, как бы не так! — ответила бабушка.— А что же я, по-твоему, делаю?

— А что — куклу? Да?

Таня и Алёнка так и присмолились к бабушке, так и при­клеились:

— Бабушка новую куклу шьёт!

А у бабушки кукла-то почти готова была. И руки и ноги сделаны, и светлая коса из чистого льна — заплетать можно. Осталось только одеть куклу да лицо нарисовать. Из синего сатина бабушка сшила кукле юбку, а кофту сделала из жёл­того атласа. Потом бабушка взяла чёрный карандаш, нари­совала кукле брови, глаза, нос. А красным карандашом нарисовала губы и сделала густой круглый румянец.

— Нате, готова!

Алёнка бережно взяла куклу. Она глядела на неё и глаз не могла отвести: до чего нарядна, до чего хороша!

Тане тоже понравилась новая кукла.

— А ту когда-нибудь отыщем,— сказала она.— А то ведь как ей там одной... в лесу?

Но счастливая Алёнка уже и думать забыла о старой кукле. Она только кивнула головой в ответ и пошла домой показывать всем свою румяную красавицу.

 

 

ДЕД РАССКАЗЫВАЕТ СКАЗКИ

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингСолнце медленно клонилось к дальнему лесу. Бабушка принесла молодой крапивы и стала рубить её в корытце под навесом. Поросёнок похрюкивал из закутка, словно спраши­вал: а не мне ли там ужин готовится? Дед сидел на брёвнышках под берёзами, чинил хомуты и старую сбрую. От хомутов тепло пахло дёгтем и лошадью. Таня примости­лась к деду.

— Дедушка,— попросила она,— расскажи сказку!

— Ну что ж, слушай,— ответил дед.

И начал рассказывать:

— Жил-был Иван-царевич. Едет он однажды по тёмному лесу, смотрит — бежит ему навстречу избушка на курьих ножках...

— Эй, дед! — крикнула из-под навеса бабушка.— Ты что-то путаешь: избушка сроду не бегала.

— Ну, у тебя не бегала, а у нас бегает,— ответил дед.— Чего же ей не бегать, раз у неё ноги есть!.. Правду я говорю, внучка?

— Правду,— ответила Таня.— Ну, а дальше?

— Дальше! Вот сбила меня, старая... Давай я тебе луч­ше про Снегурушку расскажу... Вот жили старик со стару­хой, детей у них не было. Слепили они себе дочку из снега — Снегурушку. Принесли они дочку в избу.

Старуха и говорит:

«Давай её на печь посадим, пусть погреется».

А старик:

«Что ты, бабка, да ведь она же растает!»

«Молчи, старый! Много ты знаешь!»

И сделала по-своему — упрямая была: посадила Снегу­рушку на печь. Ну, Снегурушка-то — ах! ох!—да и рас­таяла!

— Эй, дед, что-то ты подвираешь! — опять вмешалась бабушка,—Дело-то не так было.

— Ну, у тебя не так, а у нас так. Правда, внучка?

— Правда. Ещё рассказывай.

— Ну, слушай. Вот жили старик со старухой...

— А старуха упрямая была?

—  Очень даже. Спорщица была. Вот и заспорила она, что старику пашню пахать легче, чем ей в избе убираться. Тогда старик и говорит:

«Ну что ж, пожалуйста! Поезжай ты пахать, а я буду убираться в доме».

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингОстался старик дома. Встал пораньше, замесил хлебы, дал свинье корму, выпустил наседку с цыплятами. А потом печь затопил, хлебы испёк, обед в печку поставил и сидит — руки поджал, старуху дожидается. Все дела поделал, а ста­рухи всё нет и нет. «Что такое? — думает.— Там и пашни-то часа на два».

К вечеру смотрит — идёт его старуха без сохи и без ло­шади. Одни вожжи в руках. Бросила вожжи старику и кричит:

«У тебя и соха-то как чугунная вся — не поднимешь! У тебя и лошадь-то бешеная — не удержишь! И земля-то у тебя в поле каменная — не прорежешь! Еле-еле одну бо­розду провела».

Тут бабушка не выдержала, вышла из-под навеса. — И всё-то было наоборот! — сказала она.— Старуха-то в поле справилась ещё получше старика, а вот старик-то в избе не справился! И печку растопить не сумел, и цыплят у него коршун потаскал, и опара у него из квашни ушла, и свинья у него в избу залезла да опару съела! Уж ты, дед, молчи лучше!

— Не любит, когда про старух правду говорят,— под­мигнул дед и улыбнулся.

— Ну, а дальше? — спросила Таня.

— Ну, а дальше они помирились, устроили пир. Патоку с имбирём варил дядя Симеон, бабушка Арина кушала — хвалила, а дедушка Елизар все пальчики облизал. И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.

— Значит, ты облился весь?

— Весь облился.

— Ну, а дальше?

— А дальше — сказка вся, больше плесть нельзя. Сказ­ке — конец, а нам с тобою берёзовый ларец, в ларце плошки, да ложки, да губные гармошки...

По улице шёл дядя Матвей. Он издали поздоровался с дедом и сказал с улыбкой:

— Эва, сколько хомутов-то набрал! Видно, у тебя лоша­дей много.

— Все мои,— ответил дед.— Полна конюшня!

Таня поглядела на деда: как это так — все лошади его?

— Эй, дедушка,— сказала она,— ты и вправду что-то не так говоришь: лошади-то не твои, а колхозные!

 

 

СТАДО ИДЁТ ДОМОЙ

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингСолнце спускалось всё ниже да ниже. Докатилось оно до леса, посветило ещё немного и спряталось за ёлки.

Сумерки вошли во двор. Трава стала влажной и про­хладной, и закрылись на ночь алые цветы мальвы.

За околицей послышалось блеянье овец и мычанье коров.

— Скотину гонят,— сказала Тане бабушка.— Встречать помогай!

Первой во двор вошла корова Милка, большая, белая, рога калачом. Важно, ни на кого не глядя, прошла Милка в свой закуток. Она знала, что там приготовлена ей свежая трава.

Вслед за коровой вошла тёлочка Нежка.

У Нежки жёлтая спина, а ноги белые, будто в чулочках. Она как вошла во двор, так и начала мычать. Это значит, давайте ей пойла.

Бабушка вынесла ей пойло, а потом водворила тёлочку на место и ушла в избу.

Вот и дедушка убрал лошадей, идёт домой. Вошёл де­душка во двор, остановился под тополем.

— Эко пахнет как! — сказал он.— Как вечер, так это де­рево будто мёд на землю проливает!..

  

 

СЕРЕНЬКИЙ ЗВЕРЕК

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингЗасинело на улице. Тоненький светлый месяц заглянул в окна. Мать взяла подойник, зажгла фонарь и сказала Тане:

— Пойдем со мной, дочка. Запоздала я сегодня корову доить, помоги мне.

В коровнике тепло и как-то дремотно. Пахнет свежей травой, соломой. Корова жуёт жвачку и сердито сопит; и что это её нынче не доят так долго?

Наверху, на насестах, сидят куры. Они сидят бок о бок, прижавшись друг к другу мягкими перьями. Вот одна поше­велилась во сне, уронила пёрышко. А петух увидел огонёк, поднял голову и смотрит на Таню.

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингТаня держит фонарь, а от фонаря и свет и тени. Длин­ные тени, до самой крыши. Покачаешь фонарь — и они ка­чаются.

Вдруг Таня перестала качать фонарь и затаила дыхание. В сумеречном свете фонаря она увидела какого-то зверька. Этот зверёк, серый, с длинным хвостом, бесшумно лез вверх по столбу на овчарник.

Рис. Н. КноррингРис. Н. Кнорринг— Мамушка,— прошептала Таня,—гляди, кто на овчар­ник-то полез!

Мать подняла голову. Зверёк уже убежал. Но мать успе­ла увидеть его.

— А, так вот это кто яйца таскает — крыса! — сказала она.— Ну хорошо же. Вот мы завтра поставим капкан — так она живо забудет, как по гнёздам лазить!

 

 

СНЕЖОК РАЗГОВАРИВАЕТ

Рис. Н. КноррингРис. Н. КноррингБабушка процедила парное молоко, налила Тане полную кружку. Таня съела с молоком ломоть чёрного хлеба и вы­шла на крыльцо. На крыльце лежал Снежок. Увидев Таню, он застучал хвостом, обрадовался.

— Миленький! — сказала Таня и уселась возле Снежка.

Она обняла его за шею и прилегла головой к его длин­ной белой шерсти, в которой плотно засели репьи.

Глаза у неё закрывались. От Снежка пахло псиной, но он был мягкий и тёплый, и Тане возле него было очень уютно...

Чуть слышно шелестели берёзы над крыльцом. Тёплый ветерок приносил свежие лесные запахи.

Рис. Н. КноррингРис. Н. Кнорринг

Откуда-то издалека слышались ей голоса матери и ба­бушки, звякала посуда на столе...

«Ужинать собирают»,— подумалось Тане.

И вдруг Снежок повернулся к ней и прошептал ей на ухо:

«А знаешь, твоя кукла там, в траве, лежит, возле кусти­ков... Я тебе её принесу завтра...»

Вышла мать на крыльцо — звать Таню ужинать.

— Глядите-ка,— сказала она,— наша Татьянка, никак, вместе со Снежком уснула!

Она взяла Таню на руки, раздела её, уложила в постель и опустила полог.

 

 

к содержанию