Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

 

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ИДОЛИЩЕ

 

Как сильное могучо-то Иванищо,

Как он Иванищо справляется,

Как он-то тут Иван да снаряжается

Идти к городу еще Еросолиму,

Как господу там богу помолитися,

Во Ердань там реченьке купатися,

В кипарисном деревце сушитися,

Господнему да гробу приложитися.

А сильное-то могучо Иванищо,

У него лапотцы на ножках семи шелков,

Клюша-то у него ведь сорок пуд;

Как ино тут промеж-то лапотцы поплетены

Каменья-то были самоцветные.

Как межёный день да шел он по красному солнышку,

В оеенну ночь он шел по дорогому каменю самоцветному.

Ино тут это сильное могучее Иванищо

Сходил к городу еще Еросолиму,

Там господу-то богу он молился есть,

Во Ердань-то реченьке купался он,

В кипарисном деревце сушился бы,

Господнему-то гробу приложился да.

Как тут-то он, Иван, поворот держал,

Назад-то он тут шел мимо Царь-от град.

Как тут было еще в Царе-граде

Наехало погано тут Идолище,

Одолели как поганы все татарева:

Как скоро тут святые образа были поколоты

Да в черны-то грязи были потоптаны,

В божьих-то церквах он начал тут коней кормить.

Как это сильно могуче тут Иванищо

Хватил-то он татарина под пазуху,

Вытащил погана на чисто поле,

А начал у поганого доспрашивать:

«Ай же ты, татарин да неверный был!

А ты скажи, татарин, не утай себя:

Какой у вас погано есть Идолищо,

Велик ли-то он ростом собой да был?»

Говорит татарин таково слово:

«Как есть у нас погано есть Идолищо

В долину две сажени печатныих,

А в ширину сажень была печатная,

А головище, что ведь люто лохалище,

А глазища, что пивные чашища,

А нос-от на роже он с локоть был».

Как хватил-то он татарина тут за руку,

Бросил он его во чисто поле,

А разлетелись у татарина тут косточки.

Пошел-то тут Иванищо вперед опять,

Идет он путем да дорожкою,

Навстречу тут ему да встречается 

Старый казак Илья Муромец:

«Здравствуй-ко ты, старый казак Илья Муромец!»

Как он его ведь тут еще здравствует:

«Здравствуй, сильное могучо ты Иванищо!

Ты откуль идешь, ты откуль бредешь,

А ты откуль еще свой да путь держишь?»

«А я бреду, Илья еще Муромец,

От того я города Еросолима.

Я там был ино господу богу молился там,

Во Ердань-то реченьке купался там,

А в кипарисном деревце сушился там,

Ко господнему гробу приложился был.

Как скоро я назад тут поворот держал,

Шел-то я назад мимо Царь-от град».

Как начал тут Илюшенька доспрашивать,

Как начал тут Илюшенька доведывать:

«Как все ли-то в Царе-граде по-старому,

Как все ли-то в Царе-граде попрежнему?»

А говорит тут Иван таково слово:

«Как в Царе-граде-то нынче не по-старому,

В Царе-граде-то нынче не попрежнему.

Одолели есть поганые татарева,

Наехал есть поганое Идолищо,

Святые образа были поколоты,

В черные грязи были потоптаны,

Да во божьих церквах там коней кормят». —

«Дурак ты, сильное могучо есть Иванищо!

Силы у тебя есть с два меня,

Смелости, ухватки половинки нет.

За первые бы речи тебя жаловал,

За эти бы тебя и наказал

По тому-то телу по нагому!

Зачем же ты не выручил царя-то Костянтина Боголюбова?

Как ино скоро разувай же с ног,

Лапотцы разувай семи шелков,

А обувай мои башмачики сафьяные,

Сокручуся я каликой перехожею».

Сокрутился он каликой перехожею,

Дават-то ему тут своего добра коня:

«На-ко, сильное могучо ты Иванищо,

А на-ко ведь моего ты да добра коня!

Хотя ты езди ль, хоть водком води,

А столько еще, сильное могучо ты Иванищо,

Живи-то ты на уловном этом местечке,

А живи-тко ты еще, ожидай меня,

Назад-то сюды буду я обратно бы.

Давай сюды клюшу-то мне-ка сорок пуд».

Не дойдет тут Ивану разговаривать:

Скоро подават ему клюшу свою сорок пуд,

Взимат-то он от него тут добра коня.

Пошел тут Илюшенька скорым-скоро

Той ли-то каликой перехожею.

Как приходил Илюшенька во Царь-от град,

Хватил он там татарина под пазуху,

Вытащил его на чисто поле,

Как начал у татарина доспрашивать:

«Ты скажи, татарин, не утай себя,

Какой у вас невежа есть поганый был,

Поганый был поганое Идолищо?»

Как говорит татарин таково слово:

«Есть у нас поганое Идолищо,

А росту две сажени печатныих,

В ширину сажень была печатная,

А головище, что ведь лютое лохалищо,

Глазища, что ведь пивные чашища,

А нос-от ведь на роже с локоть был».

Хватил-то он татарина за руку,

Бросил он его во чисто поле,

Разлетелись у него тут косточки.

Как тут-то ведь еще Илья Муромец

Заходит Илюшенька во Царь-от град,

Закричал Илья тут во всю голову:

«Ах ты царь да Костянтин Боголюбович!

А дай-ко мне калике перехожеей

Злато мне, милостыню спасеную».

Как ино царь-он Костянтин-он Боголюбович

Он-то ведь уж тут зрадовается.

Как тут в Царе-граде от крику еще каличьего

Теремы-то ведь тут пошаталися,

Хрустальные оконички посыпались,

Как у поганого сердечко тут ужахнулось.

Как говорит поганый таково слово:

 «А царь ты Костянтин Боголюбов был!

Какой это калика перехожая?»

Говорит тут Костянтин таково слово:

«Это есте русская калика зде». —

«Возьми-ко ты каликушку к себе его,

Корми-ко ты каликушку да пой его,

Надай-ко ему ты злата-серебра,

Надай-ко ему злата ты долюби».

Взимал он, царь Костянтин Боголюбович,

Взимал он тут каликушку к себе его

В особой-то покой да в потайныий,

Кормил, поил калику, зрадовается,

И сам-то он ему воспроговорит:

«Да не красное ль то солнышко пороспекло,

Не млад ли зде светел месяц пороссветил?

Как нынечку теперечку зде еще,

Как нам еще сюда показался бы

Как старый казак здесь Илья Муромец!

Как нынь-то есть было теперечку

От тыя беды он нас повыручит,

От тыя от смерти безнапрасныя!»

Как тут это поганое Идолищо

Взимает он калику на доспрос к себе:

«Да ай же ты, калика было русская!

Ты скажи, скажи, калика, не утай себя,

Какой-то на Руси у вас богатырь есть,

А старый казак есть Илья Муромец?

Велик ли ростом, по многу ль хлеба ест,

По многу ль еще пьет зелена вина?»

Как тут эта калика было русская,

Начал он калика тут высказывать:

«Да ай же ты, поганое Идолищо!

У нас-то есть во Киеве Илья-то ведь да Муромец,

А волосом да возрастом ровным с меня,

А мы с им были братьица крестовые,

А хлеба ест как по три-то калачика крупичатых,

А пьет-то зелена вина на три пятачка на медныих». —

«Да черт-то ведь во Киеве-то есть, не богатырь был!

А был бы-то ведь зде да богатырь тот,

Как я бы тут его на долонь-ту клал.

Другой рукой опять бы сверху прижал,

А тут бы еще да ведь блин-то стал,

Дунул бы его во чисто поле!

Как я-то еще ведь Идолищо,

А росту две сажени печатныих,

А в ширину-то ведь сажень была печатная,

Головищо у меня да что люто лохалищо

Глазища у меня да что пивные чашища,

Нос-то ведь на роже с локоть бы.

Как я-то ведь да к выти хлеба ем

А ведь по три-то печи печеныих,

Пью-то я еще зелена вина

А по три-то ведра я ведь мерныих,

Как штей-то я хлебаю по яловицы есте русскии!»

 Говорит Илья тут таково слово:

«У нас как у попа было ростовского

Как была что корова обжориста,

А много она ела, пила, тут и треснула:

Тебе-то бы поганому да так же быть».

Как этыи тут речи не слюбилися,

Поганому ему не к лицу пришли,

Хватил он как ножище тут кинжалище

Со того стола со дубова,

Как бросил он во Илью-то Муромца,

Что в эту калику перехожую.

Как тут-то ведь Илье не дойдет сидеть,

Как скоро он от ножика отскакивал,

Колпаком тот ножик приотваживал,

Как пролетел тут ножик да мимо-то,

Ударил он во дверь во дубовую,

Как выскочила дверь тут с ободвериной,

Улетела тая дверь да во сени-те,

Двенадцать там своих да татаровей

Намертво убило, друго ранило.

Как остальни татара проклинают тут:

«Буди трою проклят, наш татарин ты!»

Как тут опять Илюше не дойдет сидеть,

Скоро он к поганому подскакивал,

Ударил как клюшой его в голову,

Как тут-то он поганый да захамкал есть.

Хватил затем поганого он за ноги.

Как начал он поганым тут помахивать.

Помахиват Илюша, выговариват:

«Вот мне-ка, братцы, нынче оружье по плечу пришло».

А бьет-то, сам Илюша, выговариват:

«Крепок-то поганый сам на жилочках.

А тянется поганый, сам не рвется».

Начал он поганых тут охаживать

Как этыим поганыим Идолищом.

Прибил-то он поганых всех в три часу,

А не оставил тут поганого на семена.

Как царь тут Костянтин-он Боголюбович

Благодарствует его, Илью Муромца:

«Благодарим тебя, ты старый казак Илья Муромец!

Нонь ты нас еще да повыручил,

А нонь ты нас да еще повыключил

От тыя от смерти безнапрасныя.

Ах ты старый казак да Илья Муромец!

Живи-тко ты здесь у нас на жительстве,

Пожалую тебя я воеводою».

Как говорит Илья ему Муромец:

«Спасибо, царь ты Костянтин Боголюбович!

А послужил у тя только я три часа,

А выслужил у тя хлеб-соль мягкую,

Да я у тя еще слово гладкое,

Да еще уветливо да приветливо.

Служил-то я у князя Володимира,

Служил я у него ровно тридцать лет,

Не выслужил-то я хлеба-соли там мягкия,

А не выслужил-то я слова там гладкого,

Слова у него я уветлива, есть приветлива.

Да ах ты, царь Костянтин Боголюбович!

Нельзя-то ведь еще мне зде ка жить,

Нельзя-то ведь то было, невозможно есть:

Оставлен есть оставеш на дороженьке».

Как царь-тот Костянтин Боголюбович

Насыпал ему чашу красна золота,

А другую-то чашу скатна жемчугу,

Третьюю еще чиста серебра.

Как принимал Илюшенька, взимал к себе,

Высыпал-то в карман злато, серебро,

Тот ли-то этот скатный жемчужок.

Благодарил-то он тут царя Костянтина Боголюбова:

«Это ведь мое-то зарабочее».

Как тут-то с царем Костянтином распростилися,

Тут скоро Илюша поворот держал.

Придет он на уловно это местечко,

Ажно тут Иванищо притаскано,

Да ажно тут Иванищо придерзано.

Как и приходит тут Илья Муромец,

Скидывал он с себя платья-те наличии,

Разувал лапотцы семи шелков,

Обувал на ножки-то сапожки сафьяные,

Надевал на ся платьица цветные,

Взимал тут он к себе своего добра коня,

Садился тут Илья на добра коня,

Тут-то он с Иваншцом еще распрощается:

«Прощай-ко нынь ты, сильное могучо Иванищо!

Впредь ты так да больше не делай-ко,

А выручай-ко ты Русию от поганыих».

Да поехал тут Илюшенька ео Киев-град.

 

к содержанию