Н. С. Лесков и его рассказ «Тупейный художник»
В. Ю. Троицкий

В Орле, недалеко от обрыва над рекою Орликом, и теперь стоит вы­сокий деревянный дом с мезонином. В этом доме прошли детские годы Николая Семеновича Лескова. Он родился в селе Горохове Орловской губернии 16(4) февраля 1831 года в семье небогатого служащего Семена Дмитриевича Лескова.

Яркие воспоминания детства будущего писателя были связаны с хутором Папино, куда переселилась семья Лесковых в 1839 году. В Па­нине впервые проникся он обаянием родной земли; от нянюшек и дво­ровых узнал немало народных поверий, сказок, занимательных историй. «...Их густое, образное содержание до такой степени переполняло мою фантазию,— писал впоследствии Н. Лесков,— что я сам был чуть ли не духовидцем... Лесные родники осиротели бы, если бы от них были отре­шены гении, приставленные к ним народною фантазией».

Его друзьями были крестьяне. Со страхом слушал мальчик рассказы о тиранах-помещиках и не раз заступался за своих товарищей. Многих из них, «стоя на своих детских коленях в оные былые времена, отмали­вал своими детскими слезами от палок и розог».

Рано началась трудовая жизнь Николая Лескова. Не окончив гимна­зии, он поступил на службу чиновником Орловской уголовной палаты, затем, переехав на Украину, стал чиновником казенной палаты в Киеве, а позже — работал разъездным агентом на частной службе у предприни­мателя А. Я. Шкотта.

Много лет разъезжал Лесков но родной стране, исполняя служебные поручения: «Изъездил Россию в самых разнообразных направлениях, и это дало... большое обилие впечатлений и запас бытовых сведений».

С детства и до конца дней пристально наблюдал он современную ему действительность и все шире и проницательней узнавал Россию и ее людей. «Я не изучал народ... я вырос в народе на гостомельском выгоне с казанком в руке,— по праву мог сказать о себе Лесков, — я спал с ним на росистой траве ночного под теплым овчинным тулупом да на замашной панинской толчее... Я с народом был свой человек» и знал «русского человека в самую его глубь».

Лесков чувствовал себя «как «Микула Селянинович», которого «тя­готила тяга» знания родной земли»; это и заставило его взяться за перо, хотя долгое время он и не думал о писательстве. С каждой опубли­кованной статьей крепла его уверенность в своем литературном призва­нии. В 1861 году Лесков переехал в Петербург и решил окончательно посвятить себя литературе, которой и отдал 35 лет жизни... Лесков редко покидал Петербург надолго. Здесь он и похоронен на Волковом кладбище, на «литераторских мостках». 

Творческий путь Лескова, полный напряженных духовных исканий и замечательных художественных открытий, не лишен противоречий. Однако все усилия мысли, вся страстность его мятежного сердца были устремлены к тому, чтобы себя «положить на пользу России и «всей вселенной». Слова эти, принадлежащие одному из лесковских героев, как нельзя лучше определяют направленность творчества самого писа­теля.

Он стремился быть честным перед самим собой и считал, что «снис­хождение ко злу очень тесно граничит с равнодушием к Добру и не­способность презирать и ненавидеть чаще всего живет вместе с неспособ­ностью уважать и любить».

Мужественную трезвость взгляда Лесков сумел сохранить и после крестьянской реформы. Тогда на место крепостного рабства пришла иная зависимость: власть богатеев над «свободным» обобранным кресть­янством. В те годы литература напряженно искала ответа на много­численные общественные и нравственные вопросы и пыталась проник­нуть в недра народной жизни.

На пути художественного познания этой жизни русскими писателями-реалистами были сделаны подлинные открытия: ими были постигнуты социальные процессы эпохи, поэтически осмыслены новые социальные типы. В творчестве этих писателей были воссозданы образы самобытных героев-простолюдинов, размышляющих о своем житье-бытье и пытаю­щихся (иногда наивно) рассуждать о жизни всего народа, а также довольно решительно отстаивать свои права, свои нравственные нормы.

Среди демократических писателей Лесков был художником необы­чайно ярким. Однако глубокое и искреннее неприятие крепостного права, убежденная ненависть ко всякому произволу совмещались в его сознании с недоверием к «бунту», к революции. Вместе с тем он любил народ той «странною любовью», которая заставляет быть непримиримым ко всему дурному в нем, глубоко верить в добрые его начала и страстно желать ему благоденствия и счастья.

Было еще одно удивительное свойство у этого великолепного мастера: он умел слышать и воссоздавать особенности речи самых разных слоев русского общества. Воспроизведением этой речи он как бы переносил читателя в ту среду, которую изображал. Не только в содержании раз­говоров, но и в богатстве речевых интонаций проступали образ мысли героев и их сокровенные переживания. В «Тупейном художнике», «Вои­тельнице», «Штопальщике» и многих других произведениях в речи героя-рассказчика словно сама собою представала многоликая жизнь. Автор, как правило, только начинает повествование. События и люди, о которых писатель упоминает, затем как бы заново раскрываются через своеобразную речь его героев, передающую их взгляд на мир. Искусство «двойного отражения» Лесков постиг в совершенстве. Да, глубоко прав Горький: Лесков был подлинно «волшебник слова».

* * *

«Как художник слова,— писал А. М. Горький,— Н. С. Лесков вполне достоин стать рядом с такими творцами литературы русской, каковы Л. Толстой, Гоголь, Тургенев, Гончаров. Талант Лескова силою и кра­сотою своей немногим уступает таланту любого из названных творцов священного писания о русской земле, а широтою охвата жизни, глубиною понимания бытовых загадок ее, тонким знанием великорусского языка он нередко превышает названных предшественников и соратников своих» .

И. С. Лескову принадлежит немало рассказов, очерков, статей, повес­тей, легенд, несколько романов и хроник. Среди его произведений такие шедевры, как «Соборяне», «Тупейный художник», «Запечатленный ангел», «Очарованный странник» и «Левша».

В лесковских произведениях предстает перед нами и «отходящая самодумная Русь», и современная ему действительность, раскрываются в разнообразных обстоятельствах жизни характеры русских людей, изображенных трезво, но с неизменной любовью и симпатией.

Герои Лескова, как правило, люди необыкновенные, иногда чудако­ватые, но искренние и цельные, упорно и самоотверженно несущие бремя своей судьбы и всегда готовые постоять за правду.

Через всю жизнь пронес писатель веру в прекрасного человека и в то, что будущее принадлежит добру и справедливости. Вместе с тем «...его основная дума — дума не о судьбе лица, а о судьбе России». Его герои — люди русские по духу своему, по глубокой органической любви к родине, без нее не мыслят они своей жизни. Любовь к России впитали они с молоком матери, и все «своему отечеству верно пре­данные», «к своей родине привержены», им «за народ очень помереть хочется». Любовью к народу проникнут и рассказ Лескова «Тупейный художник».

* * *

Это произведение появилось в феврале 1883 года на страницах «Ху­дожественного журнала». Оно было сопровождено надписью: «С.-Пе­тербург, 19 февраля 1883 года. День освобождения крепостных и суб­бота «поминовения усопших». Незначительная на первый взгляд надпись не случайна: день освобождения крепостных и поминовения умерших оказывались в одном ряду, а это вызывало мысль о жертвах крепостни­чества, о судьбе обездоленного народа.

События рассказа связаны с историей крепостного театра графа Каменского. Сохранилось немало свидетельств об этом жестоком крепост­нике, увлеченном театральными затеями. Не случайно драма, происшед­шая в его театре, легла ранее в основу широко известного произведе­ния — рассказа А. И. Герцена «Сорока-воровка» (1846).

В рассказе Лескова воссоздана судьба талантливого крепостного гри­мера-художника, который «мог придать лицам самые тонкие и разно­образные выражения». В нем повествуется о непобедимой и чистой любви, не уступающей но силе и обаянию чувствам шекспировских героев Ромео и Джульетты. Здесь изображена трагедия беззаветно лю­бящих, разлученных произволом дикого барства. В повествовании встают перед читателем простые люди, униженные, но непокорные, полные чувства собственного достоинства и пронесшие через страшные испыта­ния доброту и великое человеческое обаяние.

О порядках в крепостном театре Каменского мы знаем из воспоми­наний. «В ложе, перед графом, на столе, лежала книга, куда он собст­венноручно вписывал замеченные им на сцене ошибки и упущения,— писал один из современников,— а сзади его, на стене, висело несколько плеток, и после всякого акта он ходил за кулисы и там делал свои расчеты с виновными, вопли которого иногда доходили до слуха зри­теля».

Детали лесковского повествования сгущаются в тягостную карти­ну. Даже своего несравненного тупейного художника граф всегда содер­жит «в самой большой строгости», и по велению хозяина, «кроме как в театр, Аркадий никуда не имел выхода». Художник неволен и в своем таланте. Как дамоклов меч висит над ним графская угроза: «...Если он когда дерзнет и до кого-нибудь, кроме меня, с своим искусством тро­нется,— я его запорю и в солдаты отдам». Страшные кары ожидали всех, кто нарушит волю крепостника-самодура. Он выдумывал самые изощрен­ные наказания. Актрис сторожили «пожилые женщины, у которых есть дети». И за всякий недосмотр «у тех женщин все дети поступали в страшное тиранство». При театре, что больше походил на тюрьму, были «потайные погреба, где люди живые на цепях как медведи си­дели».

Трудно представить, насколько униженной была жизнь героев лесков­ского рассказа. Ведь они были не вправе даже иметь свои желания: все подчинялось и подавлялось по воле их своенравного деспота. В такой страшной обстановке, не сравнимой даже с обстоятельствами, происте­кающими из вражды шекспировских героев Монтекки и Капулетти, возникло высокое и прекрасное чувство тупейного художника и его лю­бимой.

* * *

Автор начинает издалека, с небольшого вступления, повествующего о драматической смерти некоего американского гримера-художника, добровольно торговавшего своим талантом. Затем обращается к своим детским воспоминаниям. И лишь постепенно прорисовывается горькая история Аркадия и Любы. Не случайны здесь подзаголовок — «Рассказ на могиле» и эпиграф — строка погребальной песни. Все главки рассказа удивительно цельные, и вместе с тем каждая из них завершается фразой, словно требующей дальнейшего повествования.

В нашем воображении возникает «огромное серое деревянное здание с фальшивыми окнами, намалеванными сажей и охрой, и огороженное чрезвычайно длинным полуразвалившимся забором» — «проклятая усадьба графа Каменского».

«— Погляди-ка, милый, туда... Видишь, какое страшное?

— Страшное, няня.

— Ну, а что я тебе сейчас расскажу, так это еще страшней».

«Страшное» связано прежде всего с «проклятой усадьбой». Там жили «обреченные», там видели «самое ужасное», было слышно, «как там цепи гремят и люди в оковах стонут». Слова «страшное», «ужасное» воспринимаются как лейтмотив ко всему повествованию героини, к ее воспоминаниям.

Эти воспоминания знакомят нас с жизнью старой няньки Любови Онисимовны, обаятельной, безгрешно-честной и кроткой женщины «из прежних актрис бывшего орловского театра графа Каменского». Она тогда еще была «не очень стара, но бела как лунь; черты лица ее тонки и нежны, а высокий стан совершенно прям и удивительно строен, как у молодой девушки». Когда-то Люба слыла большой красавицей и талант­ливой актрисой «в самом интересном моменте развития своего много­стороннего таланта».

Под стать и поминаемый ею Аркадий, неподражаемый художник, гример и парикмахер, который лучше всех мог «сделать в лице вообра­жение». А ростом был «умеренный, но стройный, как сказать невозмож­но, носик тоненький и гордый, а глаза ангельские, добрые, и густой хохолок прекрасиво с головы на глаза свешивался,— так что глядит он, бывало, как из-за туманного облака». Такими предстают перед читетелем герои рассказа. И чем далее, тем более обаятельными оказываются они, тем более раскрываются глубина и красота их чувств.

Вместе с тем воссозданы в рассказе Лескова и люди другого рода: жестокий граф-самодур, брат его, который «был еще собой хуже», на­конец, «смелый» священник.

Многие из людей этого мира, словно оправдывая свою внешность,— ужасны и отвратительны в своих поступках. И жестокий граф, безраз­дельный властелин всех крепостных, наказывавший их таким мучитель­ством, «что лучше сто раз тому, кому смерть суждена».

И его брат, готовый убить слугу на месте, если тот не исполнит его прихоти. И свя­щенник, взявший с беглецов деньги за услугу и тут же предательски выдавший их с головой барским сатрапам. Это они, злодеи-губители, обрекают на страдания обаятельных и прекрасных героев. В один ряд с власть имущими злодеями становится еще один бесчеловечный прес­тупник — «постоялый дворник» Пушкарской слободы. Это он зарезал и ограбил Аркадия как раз перед тем, как тот намеревался вновь после долгой разлуки встретиться со своей Любой и наконец обвенчаться с ней. Писатель-гуманист ставит в один ряд насильников-эксплуататоров и насильников-уголовников, подчеркивая их единую враждебную чело­веку сущность.

В столкновении доброго и античеловечного мира проясняются героические характеры этого глубоко правдивого рассказа. Ни мучений, ни смерти не боится Аркадий, защищая честь своей любимой. Его дерзкая попытка спасти Любу, а затем солдатские подвиги на полях сражений — все свидетельствует о великом мужестве Аркадия.