Н. С. Лесков и его рассказ «Тупейный художник»
В. Ю. Троицкий
В Орле, недалеко от обрыва над рекою Орликом, и теперь стоит высокий деревянный дом с мезонином. В этом доме прошли детские годы Николая Семеновича Лескова. Он родился в селе Горохове Орловской губернии 16(4) февраля 1831 года в семье небогатого служащего Семена Дмитриевича Лескова.
Яркие воспоминания детства будущего писателя были связаны с хутором Папино, куда переселилась семья Лесковых в 1839 году. В Панине впервые проникся он обаянием родной земли; от нянюшек и дворовых узнал немало народных поверий, сказок, занимательных историй. «...Их густое, образное содержание до такой степени переполняло мою фантазию,— писал впоследствии Н. Лесков,— что я сам был чуть ли не духовидцем... Лесные родники осиротели бы, если бы от них были отрешены гении, приставленные к ним народною фантазией».
Его друзьями были крестьяне. Со страхом слушал мальчик рассказы о тиранах-помещиках и не раз заступался за своих товарищей. Многих из них, «стоя на своих детских коленях в оные былые времена, отмаливал своими детскими слезами от палок и розог».
Рано началась трудовая жизнь Николая Лескова. Не окончив гимназии, он поступил на службу чиновником Орловской уголовной палаты, затем, переехав на Украину, стал чиновником казенной палаты в Киеве, а позже — работал разъездным агентом на частной службе у предпринимателя А. Я. Шкотта.
Много лет разъезжал Лесков но родной стране, исполняя служебные поручения: «Изъездил Россию в самых разнообразных направлениях, и это дало... большое обилие впечатлений и запас бытовых сведений».
С детства и до конца дней пристально наблюдал он современную ему действительность и все шире и проницательней узнавал Россию и ее людей. «Я не изучал народ... я вырос в народе на гостомельском выгоне с казанком в руке,— по праву мог сказать о себе Лесков, — я спал с ним на росистой траве ночного под теплым овчинным тулупом да на замашной панинской толчее... Я с народом был свой человек» и знал «русского человека в самую его глубь».
Лесков чувствовал себя «как «Микула Селянинович», которого «тяготила тяга» знания родной земли»; это и заставило его взяться за перо, хотя долгое время он и не думал о писательстве. С каждой опубликованной статьей крепла его уверенность в своем литературном призвании. В 1861 году Лесков переехал в Петербург и решил окончательно посвятить себя литературе, которой и отдал 35 лет жизни... Лесков редко покидал Петербург надолго. Здесь он и похоронен на Волковом кладбище, на «литераторских мостках».
Творческий путь Лескова, полный напряженных духовных исканий и замечательных художественных открытий, не лишен противоречий. Однако все усилия мысли, вся страстность его мятежного сердца были устремлены к тому, чтобы себя «положить на пользу России и «всей вселенной». Слова эти, принадлежащие одному из лесковских героев, как нельзя лучше определяют направленность творчества самого писателя.
Он стремился быть честным перед самим собой и считал, что «снисхождение ко злу очень тесно граничит с равнодушием к Добру и неспособность презирать и ненавидеть чаще всего живет вместе с неспособностью уважать и любить».
Мужественную трезвость взгляда Лесков сумел сохранить и после крестьянской реформы. Тогда на место крепостного рабства пришла иная зависимость: власть богатеев над «свободным» обобранным крестьянством. В те годы литература напряженно искала ответа на многочисленные общественные и нравственные вопросы и пыталась проникнуть в недра народной жизни.
На пути художественного познания этой жизни русскими писателями-реалистами были сделаны подлинные открытия: ими были постигнуты социальные процессы эпохи, поэтически осмыслены новые социальные типы. В творчестве этих писателей были воссозданы образы самобытных героев-простолюдинов, размышляющих о своем житье-бытье и пытающихся (иногда наивно) рассуждать о жизни всего народа, а также довольно решительно отстаивать свои права, свои нравственные нормы.
Среди демократических писателей Лесков был художником необычайно ярким. Однако глубокое и искреннее неприятие крепостного права, убежденная ненависть ко всякому произволу совмещались в его сознании с недоверием к «бунту», к революции. Вместе с тем он любил народ той «странною любовью», которая заставляет быть непримиримым ко всему дурному в нем, глубоко верить в добрые его начала и страстно желать ему благоденствия и счастья.
Было еще одно удивительное свойство у этого великолепного мастера: он умел слышать и воссоздавать особенности речи самых разных слоев русского общества. Воспроизведением этой речи он как бы переносил читателя в ту среду, которую изображал. Не только в содержании разговоров, но и в богатстве речевых интонаций проступали образ мысли героев и их сокровенные переживания. В «Тупейном художнике», «Воительнице», «Штопальщике» и многих других произведениях в речи героя-рассказчика словно сама собою представала многоликая жизнь. Автор, как правило, только начинает повествование. События и люди, о которых писатель упоминает, затем как бы заново раскрываются через своеобразную речь его героев, передающую их взгляд на мир. Искусство «двойного отражения» Лесков постиг в совершенстве. Да, глубоко прав Горький: Лесков был подлинно «волшебник слова».
* * *
«Как художник слова,— писал А. М. Горький,— Н. С. Лесков вполне достоин стать рядом с такими творцами литературы русской, каковы Л. Толстой, Гоголь, Тургенев, Гончаров. Талант Лескова силою и красотою своей немногим уступает таланту любого из названных творцов священного писания о русской земле, а широтою охвата жизни, глубиною понимания бытовых загадок ее, тонким знанием великорусского языка он нередко превышает названных предшественников и соратников своих» .
И. С. Лескову принадлежит немало рассказов, очерков, статей, повестей, легенд, несколько романов и хроник. Среди его произведений такие шедевры, как «Соборяне», «Тупейный художник», «Запечатленный ангел», «Очарованный странник» и «Левша».
В лесковских произведениях предстает перед нами и «отходящая самодумная Русь», и современная ему действительность, раскрываются в разнообразных обстоятельствах жизни характеры русских людей, изображенных трезво, но с неизменной любовью и симпатией.
Герои Лескова, как правило, люди необыкновенные, иногда чудаковатые, но искренние и цельные, упорно и самоотверженно несущие бремя своей судьбы и всегда готовые постоять за правду.
Через всю жизнь пронес писатель веру в прекрасного человека и в то, что будущее принадлежит добру и справедливости. Вместе с тем «...его основная дума — дума не о судьбе лица, а о судьбе России». Его герои — люди русские по духу своему, по глубокой органической любви к родине, без нее не мыслят они своей жизни. Любовь к России впитали они с молоком матери, и все «своему отечеству верно преданные», «к своей родине привержены», им «за народ очень помереть хочется». Любовью к народу проникнут и рассказ Лескова «Тупейный художник».
* * *
Это произведение появилось в феврале 1883 года на страницах «Художественного журнала». Оно было сопровождено надписью: «С.-Петербург, 19 февраля 1883 года. День освобождения крепостных и суббота «поминовения усопших». Незначительная на первый взгляд надпись не случайна: день освобождения крепостных и поминовения умерших оказывались в одном ряду, а это вызывало мысль о жертвах крепостничества, о судьбе обездоленного народа.
События рассказа связаны с историей крепостного театра графа Каменского. Сохранилось немало свидетельств об этом жестоком крепостнике, увлеченном театральными затеями. Не случайно драма, происшедшая в его театре, легла ранее в основу широко известного произведения — рассказа А. И. Герцена «Сорока-воровка» (1846).
В рассказе Лескова воссоздана судьба талантливого крепостного гримера-художника, который «мог придать лицам самые тонкие и разнообразные выражения». В нем повествуется о непобедимой и чистой любви, не уступающей но силе и обаянию чувствам шекспировских героев Ромео и Джульетты. Здесь изображена трагедия беззаветно любящих, разлученных произволом дикого барства. В повествовании встают перед читателем простые люди, униженные, но непокорные, полные чувства собственного достоинства и пронесшие через страшные испытания доброту и великое человеческое обаяние.
О порядках в крепостном театре Каменского мы знаем из воспоминаний. «В ложе, перед графом, на столе, лежала книга, куда он собственноручно вписывал замеченные им на сцене ошибки и упущения,— писал один из современников,— а сзади его, на стене, висело несколько плеток, и после всякого акта он ходил за кулисы и там делал свои расчеты с виновными, вопли которого иногда доходили до слуха зрителя».
Детали лесковского повествования сгущаются в тягостную картину. Даже своего несравненного тупейного художника граф всегда содержит «в самой большой строгости», и по велению хозяина, «кроме как в театр, Аркадий никуда не имел выхода». Художник неволен и в своем таланте. Как дамоклов меч висит над ним графская угроза: «...Если он когда дерзнет и до кого-нибудь, кроме меня, с своим искусством тронется,— я его запорю и в солдаты отдам». Страшные кары ожидали всех, кто нарушит волю крепостника-самодура. Он выдумывал самые изощренные наказания. Актрис сторожили «пожилые женщины, у которых есть дети». И за всякий недосмотр «у тех женщин все дети поступали в страшное тиранство». При театре, что больше походил на тюрьму, были «потайные погреба, где люди живые на цепях как медведи сидели».
Трудно представить, насколько униженной была жизнь героев лесковского рассказа. Ведь они были не вправе даже иметь свои желания: все подчинялось и подавлялось по воле их своенравного деспота. В такой страшной обстановке, не сравнимой даже с обстоятельствами, проистекающими из вражды шекспировских героев Монтекки и Капулетти, возникло высокое и прекрасное чувство тупейного художника и его любимой.
* * *
Автор начинает издалека, с небольшого вступления, повествующего о драматической смерти некоего американского гримера-художника, добровольно торговавшего своим талантом. Затем обращается к своим детским воспоминаниям. И лишь постепенно прорисовывается горькая история Аркадия и Любы. Не случайны здесь подзаголовок — «Рассказ на могиле» и эпиграф — строка погребальной песни. Все главки рассказа удивительно цельные, и вместе с тем каждая из них завершается фразой, словно требующей дальнейшего повествования.
В нашем воображении возникает «огромное серое деревянное здание с фальшивыми окнами, намалеванными сажей и охрой, и огороженное чрезвычайно длинным полуразвалившимся забором» — «проклятая усадьба графа Каменского».
«— Погляди-ка, милый, туда... Видишь, какое страшное?
— Страшное, няня.
— Ну, а что я тебе сейчас расскажу, так это еще страшней».
«Страшное» связано прежде всего с «проклятой усадьбой». Там жили «обреченные», там видели «самое ужасное», было слышно, «как там цепи гремят и люди в оковах стонут». Слова «страшное», «ужасное» воспринимаются как лейтмотив ко всему повествованию героини, к ее воспоминаниям.
Эти воспоминания знакомят нас с жизнью старой няньки Любови Онисимовны, обаятельной, безгрешно-честной и кроткой женщины «из прежних актрис бывшего орловского театра графа Каменского». Она тогда еще была «не очень стара, но бела как лунь; черты лица ее тонки и нежны, а высокий стан совершенно прям и удивительно строен, как у молодой девушки». Когда-то Люба слыла большой красавицей и талантливой актрисой «в самом интересном моменте развития своего многостороннего таланта».
Под стать и поминаемый ею Аркадий, неподражаемый художник, гример и парикмахер, который лучше всех мог «сделать в лице воображение». А ростом был «умеренный, но стройный, как сказать невозможно, носик тоненький и гордый, а глаза ангельские, добрые, и густой хохолок прекрасиво с головы на глаза свешивался,— так что глядит он, бывало, как из-за туманного облака». Такими предстают перед читетелем герои рассказа. И чем далее, тем более обаятельными оказываются они, тем более раскрываются глубина и красота их чувств.
Вместе с тем воссозданы в рассказе Лескова и люди другого рода: жестокий граф-самодур, брат его, который «был еще собой хуже», наконец, «смелый» священник.
Многие из людей этого мира, словно оправдывая свою внешность,— ужасны и отвратительны в своих поступках. И жестокий граф, безраздельный властелин всех крепостных, наказывавший их таким мучительством, «что лучше сто раз тому, кому смерть суждена».
И его брат, готовый убить слугу на месте, если тот не исполнит его прихоти. И священник, взявший с беглецов деньги за услугу и тут же предательски выдавший их с головой барским сатрапам. Это они, злодеи-губители, обрекают на страдания обаятельных и прекрасных героев. В один ряд с власть имущими злодеями становится еще один бесчеловечный преступник — «постоялый дворник» Пушкарской слободы. Это он зарезал и ограбил Аркадия как раз перед тем, как тот намеревался вновь после долгой разлуки встретиться со своей Любой и наконец обвенчаться с ней. Писатель-гуманист ставит в один ряд насильников-эксплуататоров и насильников-уголовников, подчеркивая их единую враждебную человеку сущность.
В столкновении доброго и античеловечного мира проясняются героические характеры этого глубоко правдивого рассказа. Ни мучений, ни смерти не боится Аркадий, защищая честь своей любимой. Его дерзкая попытка спасти Любу, а затем солдатские подвиги на полях сражений — все свидетельствует о великом мужестве Аркадия.
До конца дней своих остается верна своему другу Любовь Онисимовна. Перенесла она невыразимые страдания, когда под ее «покойцем» терзали Аркашу, пыталась наложить на себя руки и, разбитая потрясением, три года прожила в унынии, опекаемая сердобольной скотницей Дросидой. В памяти Любы всегда остается немеркнущим образ Аркадия.
Спустя много лет влекут ее взор не мрачные развалины графской усадьбы, а простая могилка, где похоронен дорогой ее сердцу тупейный художник. И каждую ночь поминает Аркадия, гасит горе свое, пососав из стеклянного «плакончика», горемычная Любовь Онисимовна, словно свершает обряд «ужасных и раздирающих душу поминок»...
Всем сердцем чувствуя ее трагедию, доносит до нас Николай Семенович Лесков запомнившиеся ему на всю жизнь слова старой няньки, словно сосредоточившие в себе гуманистический пафос рассказа: «А ты, хороший мальчик, мамаше этого никогда не говори, никогда не выдавай простых людей: потому что простых людей ведь надо беречь, простые всё ведь страдатели».
О сокровенном гуманизме Н. С. Лескова с великим сочувствием и восхищением писал М. Горький: «Лесков понимал, как никто другой до него, что человек имеет право быть утешен и обласкан, человек должен уметь ласкать и утешать...» и ненавидеть злое,— добавим мы в унисон с Лесковым.
к рассказу Н.С. Лескова "Тупейный художник"